Как к ней относился Михаил? Побаивался, но более абстрактно. Их пути редко, то есть почти никогда не пересекались. Медея была черной королевой реала, он – белым инет-королем. И вот, черная королева в черном плаще пожаловала в гости к белому королю в мятой футболке.
Медея оказалась неожиданно невысокого роста – на целую голову ниже Михаила. В дальнейшем Мешок никак не мог определиться с ростом Медеи – глаза его видели одно, но глубинное восприятие подсказывало совсем другое, и если бы кто спросил у него: «Высокого ли роста Медея?» – он бы ответил: «Скорее невысокого», – а если бы кто еще спросил: «Кто выше: ты или Медея?» – он бы сказал, что Медея, конечно, выше.
Под черным плащом Медеи чернели черный свитер и черные кожаные штаны. Черные бездонные глаза внимательно смотрели на Михаила. Михаил тоже смотрел на Медею, решительно не зная, что ему сказать и тем более – что ему делать. Медея пришла Михаилу на помощь:
– Я понимаю, зрелище, конечно, интересное, но может, я все же войду?
– Да, конечно, проходи… те, – пробормотал Михаил.
Медея прошла в прихожую – в этот момент в прихожую со стороны комнаты Миши вошла и его мама, с подозрением смотря на Медею.
– Всё в порядке, Миша? Это действительно к тебе?
– Да, ко мне. Всё в порядке.
– Вы по работе к Мише? – обратилась мама к подозрительной Медее. – Я его часто спрашиваю про работу, но он как-то всё уклончиво отвечает. А сейчас, знаете, людям трудно доверять, кругом один обман. Вот мне недавно позвонили, говорят, на мой номер случайно перевели пятьсот рублей; просят, чтобы я их вернула. Я смотрю свой счет – действительно лишних 500 рублей. Ну, я и вернула, вроде как доброе дело сделала. А потом с меня еще пятьсот рублей списали – оказывается, это жулики мне звонили. Я теперь если вижу, что кто незнакомый звонит – вообще телефон сразу отключаю. Ты к людям по-доброму, а они к тебе… Никому сегодня доверять нельзя, а Миша у меня мальчик доверчивый.
– Это я вам тогда звонила. Вот, специально пришла вернуть ваши пятьсот рублей, – с этими словами Медея вынула из кармана своего плаща кошелек, из кошелька – пятисотрублевую купюру и протянула ее маме Михаила. И всё это с совершенно серьезным лицом, мрачно-сосредоточенное выражение которого, кажется, никогда не менялось. Мама Михаила с растерянностью смотрела на полученную купюру, опять-таки не зная, что сказать или сделать, а Медея в этот раз вовсе не спешила никому приходить на помощь. Сценка выходила неловкой, но Медея, кажется, только наслаждалась этим (вообще, слово «кажется» в отношении Медеи – ключевое слово – мы можем только гадать относительно всего, что ее касается). А вот Михаил был готов провалиться сквозь землю от досады. Оказаться на виду у Медеи в таком виде: неряшливым, толстым, да еще и с мамой, называющей его сыночком. Раньше были отважные пятнадцатилетние капитаны, теперь – сорокалетние маменькины сыночки. М-да…
– Ладно, мам. Мы пойдем в мою комнату. Нам надо поговорить… по работе.
– Да, деловое совещание. Ваш сын – гордость нашего цеха, – могильно-насмешливо добавила Медея.
– Цеха? – мама, хотя и рада была услышать, что ее сын является гордостью, но Медея по-прежнему не внушала ей никакого доверия, да еще этот эпизод с купюрой – всё как-то странно и непонятно…
– Это я фигурально выразилась. Я хотела сказать, что ваш сын известен на всю страну. А вы и не знали?
