– Не один ты, Вася, такой. Все мы на гражданке пойдем по миру. Одна нам дорога будет – в ученики и в подмастерья. Но ты, Вася, не тушуйся, как-нибудь пробьемся. А потом, ты же красивый парень.
– Да брось ты, – отмахнулся Василий. – Я вот думаю, куда демобилизоваться к тетке, где меня призывали или к родителям.
– Советовать трудно, но я бы поехал к родителям, – посоветовал я.
Письмо от хорошего товарища
Костя Гарнов был, действительно, отличным моим товарищем.
Я познакомился с ним в 62-м учебном полку, где мы вместе прослужили до его расформирования. Костя был направлен с большой группой младших командиров в Мичуринск на пересыльный пункт, а меня как художника-оформителя откомандировали в другую воинскую часть. На пересылке Костю демобилизовали по ранению и он уехал на родину в город Юрьев-Польский. Это было поздней осенью 1945 года, а в следующем году он поступил в техникум. У меня с ним завязалась переписка. Мне нравились письма Константина – откровенные, ироничные, порой с подковырками, но всегда интересные. Вот что он пишет на мое сообщение о том, что волей случая мне пришлось стать комсоргом батальона.
«Для меня это что-то новое. Ты стал активным комсомольским организатором и пропагандистом. Давно ли ты рассказывал мне о художниках Возрождения, втолковывал мне о классицизме и романтизме в литературе и вот теперь ты занят повышением идейно-политического уровня своих комсомольцев и призываешь их служить примером для беспартийной молодежи. Вижу, что ты стал современным человеком. А я, Женя, отстаю. Ведь я даже не комсомолец. Это известие для тебя, наверно, неожиданная новость. Ты считал меня тоже каким-нибудь членом бюро. Я бы, пожалуй, и хотел бы этого, но уже поздновато, мне скоро стукнет 22 года. В техникуме мне уже предлагали вступить в члены ВЛКСМ, но я воздержался, сославшись на возраст.
Напишу-ка я тебе, как я провел день 15 ноября. Проснулся, как обычно, в семь часов. В восемь пошел в техникум завтракать. Карточки на хлеб еще не выдавали, поэтому пришлось позавтракать – если можно назвать завтраком 300 грамм тушеной на воде капусты – без хлеба. Часов в 11 начали выдавать хлебные карточки, полчаса простоял в очереди. Потом пошел заглянуть на доску объявлений. Ура! Получил письмо от тебя, на четырех листах. Оказывается, день не так уж и плох. До занятий оставалось часа три и я вернулся в общежитие. Почитал твое письмо и решил часик вздремнуть. Просыпаюсь к началу занятий и к концу обеда. Столовую закрыли. Пошел на второй урок. В животе пусто. Кое-как просидел до конца занятий и поспешил на ужин. Но, черт возьми, видимо, мне до конца суждено испытать состояние голодного студента. Хлеба, чтоб отоварить карточки, в столовой не было, а на ужин та же тушеная капуста. Не мог я ее есть и ушел из столовой. Подвернулся мне товарищ по несчастью и сообщил мне, что он недавно ходил в чайную, где за пять рублей можно выпить три стакана сладкого чаю с двумястами граммами хлеба. Не заходя в общежитие, мы бегом устремились к чайной, но она уже была закрыта. На соседней улице я знал еще одну чайную и как могли мы скоро двинули туда, но в окно увидели на столах кверху ножками стоявшие табуретки, а на двери – замок. Еле передвигая ноги и проклиная все на свете, мы пошли обратно. Проходя мимо магазина, мы решили зайти. Авось улыбнется фортуна. Зашли и выпросили на карточки по 200 граммов хлеба. Я был в восторге. Было 9 часов, а я впервые в этот день ел. 300 граммов мокрой капусты за еду посчитать нельзя. Мы с товарищем быстро съели свой хлеб, вернулись в общежитие, а потом пошли в кино. Мне не хотелось, но не пропадать же ранее купленному билету. Фильм оказался интересным. А перед сном мне повезло: одна добрая душа угостила вареной (не в мундире) картошкой. Спать я лег успокоенный».
