– Тогда прочь с дороги, бледнолицый!
Это было уже слишком даже для моей железной выдержки.
– Если ты сейчас же не прекратишь, то я не знаю, что с тобой сделаю. Но это будет похуже, чем снятие скальпа с бледнолицего!
Я не знала, можно ли так разговаривать с пятилетними детьми, но я была просто на грани. Зато, как ни удивительно, мои слова произвели эффект. Правда, довольно сомнительный.
– Ты злая, – ровным бесстрастным голосом произнесло дитя.
– Да, я очень злая, особенно когда меня не хотят слушать! Сейчас я позвоню твоему отцу и все ему расскажу.
Из глаз мальчика одна за другой стали вытекать слезы. Я вспомнила слова классика о том, что ничто на свете не стоит детской слезы, и мне стало ужасно стыдно. Представляю, что бы сказал Федор Михайлович, если бы увидел эту сцену.
– Прости, Егор, я погорячилась. Просто я совершенно не представляю, что делать с такими маленькими яркими личностями, как ты, – попыталась я оправдаться.
– Прежде всего на них нельзя кричать, – сквозь слезы проговорил малыш.
– Может, пойдем погуляем и съедим по мороженому? Тебе можно его есть?
– Можно, – пробубнил малыш.
Я обрадовалась, что мы с Егором нашли компромисс. Но, оглядев квартиру, я поняла: она требует капитальной уборки. Вспомнив, что домработница не придет, я поняла, что мне придется либо смириться и жить в таком свинарнике, либо по собственной инициативе прибраться самой.
– Егор, тебе папа когда-нибудь говорил, что после того, как поиграл, надо за собой убрать?
– Так я и не разбрасывал игрушки.
– А перья?
– Убирать их работа Анны. Вот придет и уберет.
– А твой папа мне сказал, что она заболела, поэтому прибираться придется нам. Тем более – твой папа мне так сказал – что вы с ним всегда вместе убираетесь в квартире каждую неделю, – продолжала я настаивать на своем.
– Но мы с папой убираемся по субботам, а сегодня вторник.
– Ты представляешь, во что превратится дом, если мы будем ждать до субботы?
– Да, – тихо произнес малыш. – Тебе перед папой будет очень стыдно, если ты сейчас не уберешься.
– Ты хочешь сказать, что не будешь мне помогать?
– Нет. Я привык убираться только по субботам.
– Ладно, – смирилась я, – тогда ты должен сидеть тихо, пока я буду убираться.
– Я пойду чистить зубы, а потом тихо посижу в своей комнате и поиграю в приставку.
Я не очень поверила, что Егор так просто отступится и будет тихо сидеть, но надежда на чудо все же забрезжила.
– Где у вас тряпка и швабра? – поинтересовалась я у мальца.
– Теперь я верю, что ты из деревни. Где же это видано – в двадцать первом веке убираться при помощи швабры и тряпки? Вон моющий пылесос стоит, – Егор указал в сторону коридора, где, как я предположила, есть кладовка.
– Спасибо за помощь. – Тяжко вздохнув, я пошла в указанном направлении.
– Ты хоть с ним обращаться умеешь, тетя деревенская?
– Разберусь как-нибудь, – не очень вежливо буркнула я.
Все же надо отдать должное этому чертенку: он сдержал данное слово. Пока я ползала по панкратовским апартаментам, выгребая из каждого угла по куче перьев, Егор ни разу не встал на моем пути. Через час я закончила и поинтересовалась у Егора, заглянув к нему в комнату:
– Ну так что, в парк идем?
– Конечно, идем, – весело отозвался тот. – Я уже совсем заждался тебя. Думал, что ты заснула там. Хотел сходить проверить, но услышал, как ты включила пылесос, и понял, что с тобой пока все в порядке.
– Тогда быстро собирайся. На улице сегодня жарко, так что ты сильно не утепляйся.
