Он тогда приготовился ловить и приводить в чувство потерявшую сознание подопечную, а Бересклет – ничего, поморщилась только неодобрительно, но осматривала покойника уверенно. В тот момент Сидор наконец поверил, что Бересклет назвали профессионалом не за красивые глаза, и проникся к ней особым уважением. И в очередной раз напомнил себе, что не так уж она юна, как выглядит. Всё же двадцать шесть лет, а не семнадцать, было время набраться опыта.
Что вызвало подобную реакцию сейчас – неясно, потому что покойный Оленев выглядел неузнаваемо, но куда пристойней разбухшего Грущенко. Лицо перекошенное, и всего-то.
– Сейчас. – Бересклет не стала ничего пояснять, подошла ближе, чтобы осмотреть тело внимательнее. – Поставьте где-нибудь. – Она махнула рукой, имея в виду саквояж. А через минуту, внимательно осмотрев глаза и лицо покойного, обернулась: – Сидор Кузьмич, позовите, пожалуйста, ту женщину. Я догадываюсь, отчего он умер, но нужно уточнить.
Домработница пришла неохотно и старалась в сторону мертвеца не смотреть, она явно нервничала рядом, но всё же не упиралась и на вопросы отвечала. Про то, как третьего дня хозяину стало дурно, – подумали, что перепил накануне. Но рвота быстро прошла, а потом началось вовсе странное – и слабость, и ужасная сухость во рту, и с глазами неладное, и дышал едва-едва. За врачом он посылать не велел, пусть и мучился, а минувшей ночью и вовсе – преставился, горемычный.
– Вы говорите, грешили на алкоголь, – хмурясь, уточнила Антонина. – Когда он пил? Один?
– Нет, что вы! Вечером гости были.
– Кто? – требовательно спросила она.
– А я почём знаю? Я на стол накрыла, да и спать пошла. Они вечером в карты играли, открывали Георгий Иванович самолично! Они не любили, когда кто-то в дела их лез и под рукой мешался…
– Что они ели? Если вы накрывали на стол, должны знать!
– Закуски холодные. Сыр, тарталетки, паштет, окорок… – начала перечислять женщина.
– А что-то осталось из продуктов? Пойдёмте, покажете, – сказала Бересклет.
– Делайте, что сказано, – велел заинтригованный Березин в ответ на растерянный взгляд домработницы.
Большинство продуктов, конечно, или закончились, или были выброшены, или их съела сама Елена Антиповна, в чём смущённо призналась. Осталось полголовки сыра, соленья да копчёный окорок, до которого покойный был большим охотником, их и представили Антонине.
Осмотр, ничего не поясняя, та начала с солений. Сидор продолжал наблюдать с интересом, подозревая, что жiвница как-то использует дар. О том, чтобы его можно было применять не к живым людям, а вот таким образом, к продуктам, он прежде не слышал, но Бересклет явно знала, что делала.
Соленья проверку прошли, а вот над окороком девушка тревожно нахмурилась.
– Вы его ели? – требовательно спросила она.
– Нет, мы здесь к свиному мясу непривычные, – пожала плечами Елена. – Это вот Георгий Иванович любили очень свининку, скучали по ней страшно…
– А кто был в гостях? Постарайтесь вспомнить, это важно!
– Да какая мне разница, кто к ним ходил! – всплеснула руками женщина. – Моё дело малое, накормить да прибрать.
– Что случилось? – наконец не утерпел Сидор. – Он отравился окороком?
– В некотором смысле, – вздохнула Антонина. – Ботулотоксин, страшный яд. Странно, откуда они в окороке, да ещё так много очагов…
– Кто – они? – продолжил любопытствовать начальник.
– Clostridium botulinum, бактерии, который этот токсин продуцируют, – пояснила Бересклет. – Их лет тридцать назад выделили, а прежде… Вы про ихтиизм слыхали? Они обыкновенно заводятся в плохо сделанных консервах, в колбасе, бывает. Но тут, и столько, да ещё внутри! – Она задумчиво качнула головой. – Выглядит так, как будто его нашпиговали… – пробормотала она и, слегка побледнев, опять склонилась над окороком. – Сидор Кузьмич, дайте мне, будьте любезны, лупу, да помощнее!
