Медведи дошли до последней поляны рядом с поселением и собрались свернуть в густой подлесок. Как вдруг из ближайших кустов выглянула миленькая девИца. Улыбнулась парням и тут же покраснела.
– Милица! – воскликнул Демид. – Ты что тут делаешь? Тебя же дома потеряют!
– Не потеряют, – девчонка вышла из кустов, сняла с подола сарафана несколько прилипших листочков. – Я к колодцу отпросилась.
– Так он в другой стороне, – насмешливо фыркнул Вэл.
– Вот именно, – поддержал брата Дэм и грозно глянул на Милицу.
– Я попрощаться хотела, – пискнула девчонка и закрыла лицо ладошками.
– Ага, а язык за зубами держать ты не хотела? – сделал свирепое лицо Демид. – Мамке зачем все рассказала, зараза мелкая?!
– Так не могла же не сказать, – оторопела Милица. – Она ж так переживает, когда вы проказничаете.
Теперь уже в голосе девочки-подростка слышался явный упрек. Она даже руки в бока уперла от возмущения.
– Сколько раз просил не докладывать! – окончательно рассвирепел Демид. – Иди домой! И не ходи за мной больше!
И первый полез в густой кустарник.
– Слушайся старших, Милица, – подмигнул расстроенной девчонке Вэл и направился за братом.
Нина
В себя приходила медленно, мучительно. Голова так раскалывалась, что едва открыв глаза, я закрывала их снова. Но когда удавалось что-то разглядеть вокруг, всегда рядом была одна и та же старуха. Она шептала что-то неразборчивое, сочувственно качала головой. Поправляла одеяло или подносила ко рту деревянную чашку с вонючей жижей. Ее она буквально силком вливала в меня. И ни сопротивление, ни рвотные позывы не помогали избежать мерзкого питья.
Окончательно я очухалась внезапно. Просто проснулась и поняла, что могу моргать и не терять при этом сознание. Полежала немного, осматриваясь. Потом чуть повернула голову в сторону. В виске заныло, но вполне терпимо.
– Пить, – кое-как выдавила из себя.
Но никто не услышал, никто не принес воды. А я ведь была уверена, что старуха по-прежнему где-то здесь.
Лежать в одиночестве пришлось долго. Настолько долго, что все тело заныло. Тогда я попыталась встать. Получилось не сразу, но все же вышло. Сев на кровати, я замерла ненадолго. До тех пор пока комната передо мной не перестала кружиться. А когда зрение удалось сфокусировать, в паре шагов я увидела кадку с ковшом. Вода? Питьевая? Вероятно, потому что рядом стол, а на нем хлеб. Или что-то похожее на него. Нарезано неровными ломтями.
Встала, схватившись за бревенчатую стену. Шаг, другой – то, что казалось таким близким, невероятно отдалилось от меня. Семь потов сошло, пока я добрела до низенького грубо сколоченного столика. Ухватилась непослушными пальцами за столешницу, подождала, пока голова перестанет кружиться. Потом схватила кусок хлеба и поспешно засунула в рот. Еще и на дверь обернулась – не видит ли кто-нибудь, не отберет ли?
Голод был просто страшный, но сжевала я всего один ломоть. Да и тот доела с трудом. Хлеб падал в желудок тяжелыми комками, сразу стало подташнивать. Поэтому я не отважилась есть дальше. Предпочла запить. Вода оказалась вкусной, колодезной, холодной. Но моим внутренностям и она не сильно пришлась по вкусу. От острой рези в животе я согнулась пополам и рухнула на колени. Меня тут же вырвало только что съеденным.
Именно в этот момент в дверях показалась старуха. Она запричитала, заругалась, заголосила. Испугалась ее реакции и попыталась заползти под стол. Но бабка неожиданно проявила недюжинную силу – выволокла меня из-под мебели и рывком поставила на ноги. Заставила наклониться над тазом, который я раньше даже не заметила, и умыла из той же кадки.
