Вероятно, следователь тоже был не в восторге. Конечно, они не осмелились выразить комиссару свое неудовольствие, были вежливыми, предоставили ему возможность ознакомиться с делом. Тем не менее Мегрэ сковывал их действия, вмешиваясь в то, что его непосредственно не касалось. И комиссар начал спрашивать себя: почему он принял столь неожиданное решение и приехал сюда?
Он слышал шаги, голоса. Несомненно, это два других игрока в белот возвращались домой. Потом, чуть дальше, желтый пес потерся о его ноги, и он вздрогнул от неожиданности.
Когда Мегрэ открыл дверь «Приятного уголка», в зале горела только одна лампа. Хозяин, стоя за стойкой, расставлял стаканы и бутылки. Он снял куртку и жилет. Его темные брюки спустились вниз выступающего живота, а закатанные рукава позволяли видеть толстые волосатые руки.
– Выяснили что-нибудь?
Луи Помель полагал, что ведет хитроумную игру. Ему надо было непременно показать, что он самый важный человек в деревне.
– Последний стаканчик?
– При условии, что плачу я…
Мегрэ, которому с самого утра хотелось местного белого вина, выпил еще коньяку, поскольку ему казалось, что час вина еще не наступил.
– Ваше здоровье!
– Думаю, – тихо сказал комиссар, вытирая рот, – что в деревне Леони Бирар не любили.
– Да, ее в наших краях считали старой каргой. Теперь она мертва. Бог взял ее душу, вернее, дьявол… Но, несомненно, она была самой злой женщиной из всех, которых я знал. А ее-то я знаю с тех самых пор, когда на ее спине лежали две косички и мы вместе ходили в школу. Ей было… минуточку… она на три года старше меня. Да, верно. Мне шестьдесят четыре, следовательно, ей было шестьдесят семь. В двенадцать лет она уже была той еще заразой.
– Я не понимаю… – начал Мегрэ.
– А вы многого не поймете, несмотря на всю свою хитрость. Так позвольте мне просветить вас.
– Я не понимаю, – продолжил Мегрэ, словно говоря с самим собой, – почему люди так ополчились на учителя, если ненавидели старуху всей душой. В конце концов, если даже это он убил ее, следовало ожидать, что…
– Что все скажут: «Слава богу, наконец-то избавились!» Вы ведь так думаете, не правда ли?
– Примерно так.
– Только вы забываете, что Леони была местная.
Он наполнил стаканы, хотя Мегрэ его об этом не просил.
– Понимаете, это как в семье. Все имеют право ненавидеть друг друга, и никто за это не будет в обиде. Но если вмешивается посторонний, дело принимает совсем другой оборот. Да, все ненавидели Леони. Но Гастена и его жену все ненавидят еще сильнее.
– И его жену?
– Главным образом его жену.
– Почему? Чем она занимается?
– Здесь – ничем.
– Что значит здесь?
– В конце концов тайное становится явным, даже в таком глухом уголке, как наш. А мы не любим, когда к нам присылают людей, которых не хотят видеть в других местах. Супруги Гастены уже не в первый раз становятся причастными к трагедии.
За Луи Помелем, облокотившимся о стойку, было интересно наблюдать. Разумеется, ему хотелось поговорить, но всякий раз, когда хозяин таверны произносил фразу, он жадно всматривался в лицо Мегрэ, чтобы понять, какое впечатление произвели на того его слова. И он был готов в любую минуту спохватиться, даже начать противоречить себе, как крестьянин, продающий пару быков на ярмарке.
– Словом, вы приехали, ничего не зная?
– Я знаю только, что Леони Бирар была убита. Пуля попала ей в левый глаз.
– И ради этого вы проделали такое путешествие!..
