В половине первого Павлова вышла из двести одиннадцатого зала с двумя портфелями документов. Слушанье отложили еще на месяц в целях выбора экспертного учреждения: ответчик явился в суд и заявил ходатайство о проведении землеустроительной экспертизы. Выйдя на улицу, Аня нервно оглянулась и направилась к отелю. Из номера набрала пятизначный городской номер.
– Да? – сказали на том конце.
– Павел Евгеньевич, здрасьте! А я вас сегодня в суде ждала…
– Аня, привет! Не смог, не смог… Ты когда назад?
– Да вот, сразу хотела…
– Слушай, у меня сегодня творческий вечер, в три, в детской библиотеке, заедешь на часик – и сразу в Питер. Это там же, где мы чай пили. Советский проспект. Приезжай!
– Ладно, – буркнула Аня. – Посплю пока…
В четверть четвертого она зашла в детскую библиотеку. Павел Евгеньевич встретил ее кивком и продолжил рассказ о Шексне. Павлова протиснулась сквозь ряд из пяти стульев и села в уголок. И задремала. Проснулась от смеха.
– Пробудись, Анна Сергеевна! Я тут тебя нахваливаю, а ты спишь! – улыбался Павел Евгеньевич. – Друзья, это Анна Павлова, поэтесса из Петербурга, мой хороший друг. Сейчас нам что-нибудь прочтет. Что-нибудь новое только! Пожалуйста, Анна…
Она замерла от неожиданности. И вышла вперед:
– Хорошо. «За окошком» называется.
Окошко – метра полтора. Немытое. В разводах.
За ним – резвится детвора,
А дальше, в глубине двора, Роддом. Там радуются в родах.
Мальчишки весело галдят, девчушка пруд рисует,
Юнцы бутылками звенят,
Эх, милый, где фотоаппарат? Смерти не существует.
– Ну, умничка же! – торжествовал Павел Евгеньевич. – Умная же девка. Говорил я тебе?
По дороге в Питер Аня заехала в Остахово. Остановилась, не въезжая в село, у речки Пожеги, где они с Любкой Марьиной в детстве ловили плотвичек. Небо хмурилось тучами. Ветер трепал листья деревьев, и они шелестели.
Заморосил дождик. Аня, постояв еще минутку, залезла в свою служебную Audi и посмотрела на себя в зеркало заднего вида.
– Павлова, что это было? – спросила она у отражения.
Светло-серые глаза в зеркале смеялись.
