В одну из таких чудесных июльских суббот мы, быстро проглотив обед, схватили велики и помчались по грунтовке к лесу. Застолье в доме только начиналось. Мы знали, что закончится оно к вечеру, и решили использовать время на все сто: доехать до Изумрудного озера и обратно дотемна. Лесное озеро находилось километрах в пяти от грунтовки. Вела к нему узкая просека, которая подходила для велосипедов и не очень-то для машин. Интересовало нас скорее не само озеро, а то, что рядом с ним: воронки от снарядов. Там мы находили патроны, пули, гильзы и другие следы Великой Отечественной. В сентябре, когда начиналась школа, подобные летние трофеи укрепляли репутацию.
Выехали мы в два, а в три уже купались в Изумрудном, оставив велики на полянке неподалеку. Искупавшись всласть и подсохнув, направились в лес, к первой из отмеченных нами воронок. Леська рассказала мне, как с подружкой Симой бегала за мороженым на станцию. Я же, вспомнив подслушанный на днях разговор соседки Клавдии Петровны, которая снимала второй этаж нашего дома, с ее подругой тетей Ниной, сказал сестренке:
– Леська, слушай секрет: есть какой-то волшебник, которого зовут Бог. Говорят, что у него ни попросишь – все получаешь…
– Что-то я про такого не слышала, – ответила Леся.
– Конечно, не слышала. Это ведь секрет.
А Клавдия Петровна просила тетю Нину, которая приехала к ней на выходные, помолиться за жизнь своего сына Васьки, которого отправили в Кандагар. Уже месяц, как от него не было известий. Говорила:
– Нинка, сказано ведь: все, что ни попросите во имя Мое, все получите. Ну да – идейная, партийная, ну Васька-то здесь при чем?
А я, забравшись по приставленной к дому лестнице на чердак, видел их сквозь щелочку в полу, слышал все и, сидя тихо, как мышь, пытался сообразить: кто такой Бог, что такое Кандагар и как это относится к Васе – силачу и добряку, которого я не видел с прошлого дачного лета.
– А ты уже пробовал? – спросила меня сестренка.
– Не-а, – ответил я, поглядывая вверх. Сгущались тучи. Небо темнело.
Мы добежали до ближайшей воронки: глубокой – метра полтора – песочной ямы, и, скатившись вниз, начали руками разгребать песок.
Заморосил дождик. Я посмотрел на электронные часы, которые на прошлый день рождения мне подарил батя, и с удивлением обнаружил, что уже четыре. В шесть тридцать надо явиться домой к ужину.
Дождь усиливался. Я окликнул Леську, предложив ей переждать дождь под деревом. Мы выбрались из воронки и укрылись под ближайшей сосной, прижавшись спинами к толстому стволу. Пахло смолой и мокрыми ветками.
Дождь превращался в ливень. Все небо затянуло тучами. Где-то на западе громыхнуло.
– Гроза… – испугано прошептала Олеся.
– Далеко грохочет, – пытался бодриться я, – мимо пройдет.
А сам, как сейчас помню, затрясся, сжав зубы, чтобы сестренка не услышала их стук.
Через десять минут громыхнуло слева от нас, значительно ближе, и через пару секунд электрический разряд молнии разрезал потемневшее небо. Леська заверещала.
– Надо бежать, – я попытался овладеть голосом. Получилось не очень. – Нам говорили в школе, когда гроза – под деревом нельзя, надо бежать.
И мы сиганули в лес. Бежали долго, слыша раскаты грома. Остановились минут через двадцать. Громыхание стихало. Потоки дождя ослабевали. Леська присела на пенек, а я плюхнулся на мох, рядом.
Отдохнув минут пять, решили выбираться к велосипедам. Остатки дождя выливались на нас мелкой моросью, но небо по-прежнему оставалось темным. И тут возникла новая напасть: я не мог понять, в какую сторону нам двигаться.
