– Не сказать, чтобы я был слишком аккуратен. Посмотри вокруг: у меня гости, а повсюду пыль катается клубами и вещи разбросаны повсюду, и…
– Но… – Перебила она меня. – …ко всему, что касается Луны, ты относишься очень кропотливо.
– Спасибо. А эта Луна – что это?
– Не знаю. Просто все, что я тебе сейчас говорю, приходит точно из космоса. Я не знаю смысла этого, рождается образ, и я говорю.
– Правильно. Смысл – туда же, куда и причины, – я мрачно смеюсь, и мы снова молчим.
– Хочешь еще чаю? – Спрашиваю я.
– Нет пока.
Я проснулся. Где-то в глубине моей головы глухо отдавалось эхо сна.
Шшшшууурххх… шуррррррхх… шшшшшшуррррррррхххххххххххххх… И исчезло с открытием глаз. Я потер их и обнаружил в себе весьма странные чувства. Я был разбит. Сосед по комнате включал на ночь радио, где играла бессмысленная, разлагающая меня попса. Ему так легче было спать. И она играла так до утра, если это вообще можно назвать игрой. Она просто брякала. А я затыкал туалетной бумагой уши, ничего ему ни говоря. Пускай пока слушает, как думал я. Осточертеет мне, попрошу выключать.
Я вышел из комнаты и включил на телефоне песню Deftones – Good morning beautiful, чтобы развеять в себе назойливый распиаренный шум попсы. Дверь глухо скрипнула, словно прося поменьше дергать ее туда-сюда.
За окном сыпал мокрый снег. Он лип на стекла в туалете и каплями стекал вниз, за пределы моего вѝдения, в небытие. И даже в нем, не смотря на то, что он тут же таял, потому что на термометре было +2, он имел какой-то особый смысл. Вот только какой, я не понимал. Закурил в туалете.
Стоял под маленьким окном. Свет из него был тускл, квадратен и мрачен. И я подумал о том, что если бы светило солнце, его лучи образовывали бы кривую фигуру на полу из потрескавшейся плитки от границ окна, и трещины не выглядели бы такими естественными. А смотрелись бы, вместе с плиткой, как нечто атавистическое, не свойственное этому миру.
Но солнце светило само себе по ту сторону облачной действительности и не входило в эту серую реальность.
Я покивал немного головой в такт Deftones и в знак уважения к ним, хотя их рядом не было. Они где-то, должно быть, как раз в том самом мире, где светит солнце… А может, и нет… Доиграли последние аккорды песни и я спрятал телефон поглубже в недоразвитый карман. Недоразвитым он был, потому что, если в этих штанах сесть на стул, то из карманов все повываливается.
Напротив меня была дверь. Красная лакированная дверь. Я знаю, там – хлорка, швабры, тряпки, ведра. Но вот как раз она сейчас и казалась такой, будто была не из этого общежития, да и вообще не из этого мира. Но… она здесь, а не где-то еще. А значит, так и должно быть.
Пока я стоял почти неподвижно (двигалась лишь рука с сигаретой – плавно к губам, плавно вниз), все мне чудилось, что вот-вот дверь, не смотря на ее запертость, медленно откроется и оттуда выйдет потный и запыхавшийся герой сериала «Lost» с фонариком, блеснувшим мне в глаз, спросит:
– Джека не видел?
Я медленно, в замешательстве, застыну с рукой на полпути к губам, затем, через несколько секунд, отрицательно покачаю головой.
Тот кивнет и зайдет обратно, прикрыв дверь, и она снова станет столь же запертой на замок, как и до этого. А я останусь стоять в ошеломлении с физиономией домохозяйки, перед которой выключили телевизор. Один.
Я улыбнулся этой бессмысленной фантазии и сказал про себя:
