- Не забудь только, что с Бриско приключилось, - зловеще сказала Жонкелия, понизив голос.
- Ну что вы всё о печальном, - протянула я. – Лучше попросите наших работников распрячь Лексуса.
- Кого? – переспросила Жонкелия.
- Моего ослика, - подсказала я, помахав рукой ослу, который смотрел на меня с немым упрёком, как на отъявленную лгунью.
- Лексус! Дурацкое имя, - тут же изрекла мамаша Жо.
- А по-моему, миленько, - я улизнула в дом, чтобы не препираться дальше.
Было слышно, как старуха распоряжалась отвести осла в курятник, а коляску поставить под навес. Пусть командует, ей надо куда-то выплеснуть желчь – вот пусть и выплескивает её на мужчин.
Я села на скамейку возле окна, выбрала из корзины яблоко покраснее, и задумчиво впилась в него зубами, глядя на безмятежную озерную гладь.
Понятно, что для Жонкелии смерть сына – постоянная незаживающая рана, но зачем всё время сравнивать меня с ним? Вот каркает она всё и каркает…
А вдруг моргелюты ошибаются, и если я снова утону в озере, то появлюсь живая и здоровая в своём мире? И в своём теле… А если совсем мечтать – пусть и судья Кроу перенесется в мой мир вместе со мной. Было бы забавно показать ему, что придумали люди за несколько сот лет… И можно было забороть его в постель безо всякой опаски.
Вздохнув, я замечталась. Всё-таки, судья – очень хороший мужчина. И почему таким мужчинам всегда достаются не жёны, а ведьмы? Но пусть даже сам судья будет хоть трижды чертом, это не дело – отправлять его в сумасшедший дом. Ну и что, что он видит покойников? А я вот – вообще, привидение, захватившее чужое тело. И что? Разве меня надо за это наказывать? Разве я виновата в том, что случилось?
В кухню ввалилась Жонкелия и сразу отругала меня за безделье:
- Вот, сидит она, видите ли! А солнце, высоко, между прочим. И работа, между прочим, не ждёт! Ты ужин приготовила? Тебе мужиков кормить.
- Готовлю, готовлю, - успокоила я её. – Прямо сейчас встала и пошла готовить.
Немного отдохнув, я умылась, подвязала фартук, спрятала волосы под косынку и первым делом занялась мясным супом. Поставила в печь вариться несколько кусков вымоченной солонины, и занялась начинкой для пирога. Я же обещала господину Кроу яблочный пирог, вот и надо стряпать пирог.
Чистить яблоки я не стала, просто вырезала сердцевинку с семечками и порезала сами яблоки тонкими ломтиками в виде полумесяца. Отправила их в воду, чтобы не потемнели и не дали сок, понюхала мясо, насыпала душистых кореньев и с чувством выполненного долга сняла фартук и косынку.
Когда я появилась на крыльце с корзинкой на сгибе локтя, мамаша Жонкелия опять заворчала:
- И куда это мы такие собрались? А ужин сам себя сварит?
- Ужин никуда не денется, - ответила я с достоинством. – Я сбегаю на часик в деревню, вы и заметить не успеете моего отсутствия.
- Будто бы, - не спустила Жонкелия.
- Ну хорошо, заметите, - сдалась я. – Поплачете себе в уголке, а потом я вернусь, и вы утешитесь.
- Иди уже, куда собралась, - буркнула старуха. – Балаболка.
Разумеется, я собралась в деревню. Корзина была взята для вида, и я даже собиралась прикупить масла и сметаны у жены шорника, чтобы не вызвать ни у кого подозрений. Но на самом деле мне нужна была Модести – та самая блондиночка с яркими, как настоящие сапфиры, глазами, которая так усиленно пыталась со мной поговорить и в Тихом Омуте, и в городе. Мне повезло, и я увидела её у колодца, вместе с остальными девицами. Были там и Хизер, и Кармель, и, скорее всего, ещё кто-то из деревенских ведьмочек. Что ж, очень кстати.
