Огородников Иван —
буйных пьянок ветеран,
брёл в унынье и расстройстве,
потому что был не пьян.
Злой недуг сразил Ивана,
под названьем «брешь кармана»…
(Это, в общем, ни смешно,
ни плачевно и ни странно.
Сей болезнью полстраны,
коль не более, больны.
За какого-то Ивана
нет ни боли, ни вины…)
Ничего нет у Ивана,
кроме вечного изъяна,
многочисленных долгов,
бодуна поутру рано
да под вечер синяков.
Пропил всё и ум, и кров…
(Но иные пропивались,
оставаясь без штанов!)
Нет ни дома, ни жены…
Но осталися штаны,
правда, с дырами, но дыры…
… -то не каждому видны.
И, к тому же, у Ивана
были туфли, как ни странно,
и засаленный пиджак
от Кардена иль Кордана —
всё равно… (не в этом дело)
И, пускай, надет на тело,
без рубашки был пиджак, —
зато тело не потело!
Огородников Иван —
баламутище, буян —
брёл в молчанье и смиренье,
потому что был не пьян…
Но увидел, вдруг, Иван,
что (на радость? Богом дан)
возлежит у тротуара
на газоне чемодан.
И тихонько боком, боком,
тайной сапой ли, наскоком,
подобрался наш Иван,
подобрал и хитрым оком
поглядел, кто есть окрест,
совершил рукою крест
и рванул, что было силы,
напрямик, наперерез…
Прямо в комнатку на Мойке,
ту, в которой, кроме койки,
табурета да стола, были:
Библия на полке
да иконка (я не лгу)
с Божьей Матерью в углу;
да ещё для кошки Муськи
грязный коврик на полу;
на стене динамик рваный,
что будил поутру рано;
полтарелки на столе;
да под койкой три стакана.
В комнатушку шмыг скорее,
понадёжней запер двери,
вскрыл отвёрткой чемодан…
(«Кому же верить?
Что такое? Гадом буду,
если что-нибудь забуду,
сколько лет внушали нам —
«в жизни нету места чуду!»)
…вдрызг измятая рубашка,
для штанов одна? подтяжка,
пачки долларов! и йен?!
и какая-то бумажка…
Смял бумажку, в угол бросил,
а душа уж водки просит
при одном лишь только виде
денег… В денежном вопросе:
«тратить денюжки куда?» —
Ваня спец был, хоть куда.
