Наша встреча с Блейком – то стечение обстоятельств, о котором говорят «судьба». Когда отец привёл меня за ручку в секцию по хоккею, пугливого и неспособного на коньках стоять ровно мальчишку, Блейк уже вовсю рассекал по катку. Птица в небе, что наслаждается свободой полёта. Пока отец улаживал свои взрослые вопросы с тренером, я прижался к бортику и наблюдал за тем, как самый старший паренёк в моей будущей команде объезжает конусы с ловкостью гепарда, которой мне только предстояло обучиться. Он казался таким взрослым и большим в хоккейной экипировке, точно гладиатор в латах, против которого боятся выпустить даже львов. Я хотел быть таким же ловким, быстрым и свободным. Хотел стать Блейком Мэддоксом. Впервые кто-то вытеснил Бенни с пьедестала и отобрал у него звание моего кумира.
Когда же тренер Хэтчерсон впервые вывел меня к ребятам на лёд, придерживая широкой ладонью за плечо, Блейк улыбнулся мне своей кривоватой, беззубой улыбкой, которой лишь предстояло носить брекеты, а потом осыпаться от ударов локтями и клюшками. Я трясся осенним листочком, сорванным с дерева, пока тренер представлял меня моей будущей команде, но желание играть, сливаться воедино с коньками и льдом обыграло мои страхи тогда, в далёком детстве, как и теперь, когда я сбежал от семейной трагедии.
– Блейк, не присмотришь за Дэвисом? – Окликнул тренер Хэтчерсон паренька, движениями которого я залюбовался двадцать минут назад.
И его пухловатые щёки снова растянулись, показав щербатые дёсны. Так и началась наша дружба. С наивных, ещё беззубых улыбок. А закончилась взаимным молчанием. Мы созванивались время от времени, пока не перестали друг другу звонить. С некоторых пор я стал персоной нон-грата для Блейка и парней.
Блейк сдержал своё слово тренеру и взял меня под своё крыло. Стал вторым старшим братом, хотя был старше всего на два года. Впервые я попробовал лёд на вкус в четыре, и уже к десяти понял, что у человека может быть две семьи: в которой он рождается, и которую обретает с годами. Ривз, Тим, Гордон, Майлз, Блейк и я царапали коньками один и тот же лёд на протяжении пятнадцати лет. Знали, в какие созвездия соединяются родинки на спинах. Сводили наших родителей с ума ночёвками друг у друга. Чтили братский кодекс и никогда не влюблялись в одних и тех же девчонок. Нас сплачивала одна мечта – хоккей. А именно: попасть в «Чикаго Блэкхокс». Шестикратный обладатель кубка Стенли. Звезда с неба, которую никому из нас не удалось поймать.
После молодёжной лиги пятеро из нас вытянули не золотой, но всё же позолоченный билет. Только Майлз остался за бортом и в конце концов забросил хоккей, променяв его на вещи более приземлённые: семью и работу с восьми до шести в рекламе. Он первым из нас остепенился и первым отложил мечту на полку, туда, где должны были стоять завоёванные золотые кубки.
Остальных раскидало по свету, как пылинки на ветру. Гордона пригласили в «Бирменгем Буллз», и он укатил в Алабаму, пожав нам руки в аэропорту как в последний раз. Нашу же четвёрку прибило к берегам поближе и все четыре года мы бегали в составе «Дэнвилл Дэшерз». Мы остались в Иллинойсе, хоть и мотались из Чикаго в Дэнвилл ради тренировок и домашних матчей весь сезон. Могли месяцами жить в том захолустье, вдали от родных и близких, лишь бы не забывать, какова клюшка на ощупь.
Когда метишь слишком высоко, рискуешь не долететь. Национальная хоккейная лига осталась для всех нас лишь миражем в пустыне – мы моргнули, и шансы попасть туда рассеялись. Все мы, ребята со школьного катка, так и остались в низшей лиге, получали свои смехотворные гонорары и видели поистине великий хоккей лишь по телевизору.
