Мемуары Михала Клеофаса Огинского. Том 1 - страница 39

Открытию заседания 3 мая предшествовало собрание нескольких тысяч зрителей, из любопытства пришедших утром к стенам королевского замка. После речи маршалка, произнесенной применительно к обстоятельствам и взывавшей к патриотическим чувствам, была приглашена комиссия по иностранным делам, чтобы доложить о донесениях наших посланников при различных дворах. Эти сообщения должны были пробудить у всех чувство беспокойства относительно угрозы нашей родине со стороны соседей. Солтык, нунций из Кракова, поддержал заявление маршалка, сделанное по этому поводу. Король взял слово и заверил, что комиссия действительно получила известия, которые серьезно затрагивают безопасность и само существование страны, и предложил, дабы рассеять все сомнения, самой комиссии зачитать свое сообщение перед высоким собранием.

Это предложение, по сути совсем простое, могло быть опротестовано лишь малым числом оппозиции, которая опасалась разоблачения российских намерений. Один из нунциев этой партии стал на колени перед залом, простирая руки к трону и держа возле себя сына, шестилетнего ребенка, которого он привел, по его словам, чтобы принести его в жертву свободе, если она будет попрана в этот злосчастный день. Он упорно требовал слова, но ему не хотели его давать прежде доклада комиссии. Его настойчивость, однако, взяла верх, и ему было позволено произнести речь. В ней он обвинил комиссию в распространении ложных слухов, а конституционную партию – в возбуждении народа против тех, кто был с ней не согласен. Он обличал так называемых конспираторов, жертвой которых ему суждено стать, но не смог представить ни одного доказательства, имевшего хотя бы видимость правдоподобия. За его фанатичной речью, полной беспорядочных и непоследовательных мыслей, сразу же имело место чтение донесений, полученных комиссией от посланников Речи Посполитой при иностранных дворах. Все они единогласно заявляли о возможности нового раздела, который должен был лечь в основу мирного договора России с Турцией. Добавлялось также, что дружественные Польше государства не видели другого средства ее сохранения, кроме такого ее устройства, которое помогло бы ей собрать все свои силы воедино; что враждебные государства, наоборот, опасались всякой перемены, которая могла бы привести к такому результату, и старались этому помешать. В большинстве этих донесений указывалось, что Россия явно рассчитывала на лживость политики берлинского кабинета и продажность некоторых поляков.

После чтения этих интересных донесений, из которых следовало, что Польше грозит неминуемая опасность и потому ей срочно необходима новая конституция, маршалок Потоцкий усиленно и с воодушевлением настаивал на том, чтобы было принято единственное решение, которое могло спасти государство. Обращаясь к королю, он сказал: «Государь, Ваш ранг делает Вас недосягаемым для всякого соперничества. Ваши обширные знания, справедливый ум, примирительный характер обеспечивают вам преимущественное достоинство независимо от занимаемого Вами трона. И потому именно Вашему величеству надлежит предложить наиболее действенные средства для спасения родины».

Король взял слово и заявил, что в сложившихся обстоятельствах не видит ничего более спасительного для государства, чем незамедлительное принятие новой конституции, разумной и прочной, которая преодолела бы все недостатки прежнего образа правления. Давно проникшись этой справедливой идеей, добавил король, он подготовил проект, который намерен представить собранию, однако есть одна статья, то есть передача трона по наследству, по которой он не считает возможным высказывать свое мнение, прежде чем по столь важному вопросу выскажется само собрание.