Он видел перед собой двух немолодых мужчин (Мирон считал, что и Горюнову за пятьдесят, хотя Петру исполнилось только сорок четыре, но из-за седины в черных волосах он выглядел лет на десять старше). Один из них служил еще Саддаму, участвовал в юности в ирано-иракской войне. Другой много лет жил в Ираке. Горюнов, судя по временному отрезку, который он провел в Багдаде, попал и под американские бомбежки.
Шпарят по-арабски, как из пулемета слова вылетают. Кроме того, они использовали много багдадских словечек, какой-то базарный жаргон, да и плюс ко всему понимали друг друга с полуслова. Мысль между ними металась, как каучуковый мячик, ускоренный тем, что оба очень быстро соображали что и к чему. Как ни пыжился Зоров, считавшийся неплохим арабистом, на таком уровне языком он не владел.
А Тарек начал рассказывать то, что с ним случилось с полмесяца назад, в конце ноября. Он был очень осторожен с турками, которых ненавидел, хотя и не так остро, как персов, которые отрезали во время войны его брату ухо, а самого Ясема Тарека взяли в плен и пытали до умопомрачения.
Араб разлил по кофейным чашкам арак. Зоров с укором и намеком пояснил, что рюмок тут не держат, поскольку на конспиративной квартире по инструкции запрещено выпивать. На что Тарек сказал, что видал он те инструкции под хвостом у верблюда. Посмеиваясь, Горюнов задымил всю комнату сигаретным дымом. Александра ошибалась, полагая, что Петр, когда курит, невнимателен и погружен в себя. Он всегда был настороже, как кот, который и во сне поводит ушами и над мягкими подушечками лап таит острые крючковатые когти.
– Скажу тебе то, что должен был сообщить твоему Эмре. Пацан! Еще один, – Тарек покосился на Зорова, сидевшего на подлокотнике кресла верхом и увлеченно прислушивавшегося, склонив голову набок. – Так вот. Одно я знаю наверняка. У вас тут, парни, в России намечается много занимательного в плане террористических мероприятий.
– Да мы в курсе. Ты поконкретнее, старик. И в первую очередь тот турок меня интересует…
– Ты помнишь Алима? – увидев, что Горюнов кивнул, Тарек продолжил. – Он был моим подручным еще по ССБ. После гибели Саддама долго прятался. Потом я его отыскал, и мы вместе организовали группу сопротивления. Нам мало что удавалось. Алим потерял семью во время американских бомбежек, как и я. Он начал от наших неудач и с горя выпивать, а больше того, злоупотреблял наркотой. Деньги водились. Ну ты помнишь нашу схему с контрабандой сигарет. Короче, почуял Алим, что я охладел к общему делу и начал подыскивать себе новую синекуру. А я тебе скажу, он ведь отличный снайпер, причем не прошлого века, что называется. Разбирается в современном оружии, как профессор. В общем, многие его дружки подались в ИГИЛ[16], ну и он с моего благословения не преминул. Что ему в самом-то деле сидеть без дела…
Горюнов скосил глаза на кончик сигареты, подумав, что Тарек никогда не сделал бы ничего просто так, без задней мысли. Не пожалел он своего подручного Алима, долговязого угрюмого мужика, ходившего в традиционной дишдаше, которого Петр видел несколько раз приходившим в их цирюльню и на Сук ас-сарае. Направил его Тарек в ИГИЛ[17] с дальним прицелом.
– Короче, уехал в Мосул, – заметив скуку на лице Кабира (Тарек знал его только под этим именем), он решил побыстрее окончить прелюдию. – Обосновался там. Связь держал через нашего общего знакомого в Багдаде. Но пропал надолго. Я успел побывать в секторе Газа, ты – в Северном Ираке…
