– И ты думаешь, что у… твоего парня серьезные намерения?
– Да какие бы ни были… Во всяком случае, на первый взгляд производит впечатление весьма порядочного человека.
– В отличие от меня?
– Тебе очень не идет говорить глупости. – Лариса немного помолчала. – Он оказался единственным выжившим в крупной автоаварии. Я его оперировала почти целый день. Потом ждала, когда он очнется от наркоза. Сидела у его кровати и молилась. Знаешь, я молилась по-русски и почему-то очень боялась, что эта молитва может не помочь американцу. Дура такая… А потом в какой-то момент просто вырубилась на несколько минут. Когда очнулась, увидела, что он уже открыл глаза и внимательно на меня смотрит. А я не знала, что ему сказать. Так мы несколько минут молча друг друга и разглядывали. Наконец, он, видимо, принял самое важное решение в своей жизни и сказал: «Доктор, я знаю, что вы спасли мою жизнь. Теперь я должен на вас жениться.»
– Так и сказал – «должен»?
– Так и сказал.
– Ответственный, видимо, парень… – пробормотал Фрэнк.
– Не то слово. У него еще кружилась голова, он был очень слабенький. В любой момент могли начаться осложнения. А он уже думал о своих обязательствах. Настоящий мужчина. Разве можно такому отказать?
– Ты действительно ждешь от меня ответа?
Только сейчас они обратили внимание, что все пассажиры уже прошли в самолет. Лариса подхватила сумку и, не отрывая взгляда от Фрэнка, подошла к стойке. Получив посадочный талон, она еще раз обернулась, неловко взмахнула рукой и через несколько секунд скрылась в тоннеле.
Фрэнку Чапмену было четырнадцать лет, когда он стал лауреатом Национального конкурса юных пианистов. На предварительном этапе играл несколько пьес из «Времен года» русского композитора Чайковского. Наставник тогда посоветовал узнать что-нибудь о России, говорил, что это поможет глубже вникнуть в замысел автора. Фрэнк не особенно понимал, что Мастер имеет в виду, но он привык ему доверять, а потому отыскал в библиотеке несколько книжек об этой далекой и, как он знал, абсолютно заснеженной стране.
Уже потом, в своих многочисленных интервью он рассказывал, как сначала незаметно, а потом все настойчивее и ярче Россия начала заполнять его жизнь. Он постигал ее через музыку, литературу, полотна живописцев. Еще не зная русского языка, он заучил эпиграфы к каждой пьесе из «Времен года» и неустанно их повторял, наслаждаясь звучанием незнакомой речи, как музыкой.
– И мирной неги уголок
Ночь сумраком задела,
В камине гаснет огонек
И свечка нагорела.
Ему очень хотелось знать, что означают все эти слова. И он начал учить русский язык. Чуткий слух музыканта легко улавливал особенности чужой речи, а тренированная память надежно их сохраняла. В двадцатилетнем возрасте он впервые осуществил свою мечту и поехал в Советский Союз. Москва и Ленинград произвели на него ошеломляющее впечатление. Он не предполагал, что и мир вне музыки может быть так прекрасен. Особенно поразили его древние церкви. Выросший в протестантской семье, Фрэнк был сражен величавостью и богатством российских храмов. Он начал изучать православных философов. К тому времени он уже свободно мог читать их в подлиннике. Ночами просиживал над учением Сергея Булгакова о Софии Премудрости Божьей, недоумевая, почему эта книга была осуждена Московской Патриархией. Еще одной загадкой для него явилась насильственная смерть отца Павла Флоренского. Он перечитал все, что сумел найти о жизни и судьбе этого человека, но так и не смог понять, за что его расстреляли.
