Меняющий лица (Хроники Хэлдвейна) - страница 2

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Аринд.

– Он ещё спрашивает! – возмутился Летфен. – Да у меня зад такой плоский, что сидеть уже больно! Ты когда мне еды принесёшь?

– Тебя тошнило вчера?

– Нет, а ты лучше отойди, раз мутит, нечего мне пол пачкать. От меня смердит, как от недельного трупа, даже крысы стороной оббегают, а то я бы парочку прямо со шкурками съел.

Аринд не без отвращения присел рядом с Летфеном и принялся осматривать его. Вены не вздулись, черноты на руках было не больше, чем обычно.

– Да убери ты этот проклятый фонарь, я так без глаз останусь! Ты меня слышал вообще? Есть хочу! Есть! И пить!

– Угомонись, скоро накормлю.

За время работы в тюрьме Аринд многих проводил в последний путь. Он копал могилы и засыпал тела землёй, спаивал яды смертникам и делал записи, наблюдая за их мучениями. Он помнил каждого и не хотел, чтобы Летфена постигла такая же участь. Отец часто говорил, что привязанность – худшая из людских слабостей, и учил сына доверять только самому себе. До какого-то времени так всё и было. Люди прибывали в Северную тюрьму под конвоем и, проведя в сырых стенах подземелья пару недель, отправлялись в общие могилы. Аринд лишь наблюдал за ними и выполнял свою работу. Его не трогали ни слёзы, ни мольбы о помощи, не пугали злобные взгляды и проклятия. Те, кто оказался за решёткой, были для него уже мертвы.

Первое время после появления в тюрьме Летфена Аринд испытывал невероятное раздражение от болтовни, но потом привык и стал получать удовольствие от его рассказов. Мальчишка тараторил без умолку, стоило только подойти к двери, и радовался Аринду, будто закадычному другу. Пустая камера – единственное, что не устраивало Летфена. Казалось, даже труп мальчишки продолжит открывать рот по дороге на кладбище.

Аринд дал пленнику напиться, а потом заставил вдохнуть сонного порошка. Летфен будто состоял из воздуха, такой он был лёгкий. Аринд положил его в телегу, накрыл плотной тканью и повёз наружу как всамделишный труп.

Пропахший плесенью пустынный коридор упирался в лестницу. Было холодно, но ладони вспотели от волнения. Аринд подложил под колёса доски и вытолкал телегу на поверхность. Комната казней, откуда обыкновенно вывозили трупы, находилась за внутренним двориком, захламлённым телегами и носилками. Эти мрачные стены хранили память о днях, когда в воздухе витали предсмертные крики, а камни мощения впитывали кровь отрубленных голов и испражнения висельников. Со временем всё заменили яды, и отца перевели из палача в смотрители.

Утренний свет, лившийся из небольших окошек в потолке, становился ярче, но часть скамеек и пыточных стульев до сих пор терялась в сумраке. Аринд повернул тяжёлый отцовский ключ в замке и вытащил телегу на тюремные задворки.

Под колёсами ломалась натянутая за ночь корочка льда, хрустела трава, одетая в бахрому поблёскивавшего инея. Аринд плотнее запахнул полы плаща и поёжился. На фоне хмурого неба темнел шпиль донжона и смотровые вышки. За спиной возвышалась каменная стена, опоясывавшая многочисленные постройки и внутренний двор.

Летфен очухался, когда они уже достаточно отдалились от тюрьмы и миновали кладбище.

– Эй, Мертвяков сын, это ты? – спросил он испуганно, пытаясь стянуть с глаз повязку.

– Не трогай, ослепнешь.

– Где я? Где? – зашептал Летфен, ловя губами морозный воздух.

Наконец, Аринд развязал его и дал привыкнуть к свету. Мальчишка впервые за долгое время увидел серый полог облаков и высокие сосны. Золотистые стволы уносились в небо и лишь у самого верха, где им доставало солнца, рассыпались густыми шапками веток, походившими на гнёзда огромных птиц.