Глава 1
Не климат, блин, братве на Колыме!
Обрыдлый знойный Магадан,
Прощай и поминай, как звали.
Меня, в натуре, задолбали
Твоя баланда и кичман.
Морозец с утра шандарахнул – все минус сорок по шкале гражданина Цельсия.
Опустошенные души и «по понятиям» татуированные тела мелко дрожали на пронизывающем ветру, а синие от холода губы нежно и тихо шептали слова, обращенные к лагерной администрации, самым ласковым из которых было – «педерасты».
Пока дежурный по колонии не появится, никого с плаца не отпустят – есть такая народная примета, взращенная за заборами и колючей проволокой исправительно-трудовых учреждений.
Сегодня дежурил по «зоне» начальник оперативной части капитан внутренней службы Зубарев, которого «зэки» называли между собой просто Зубом. И он не торопился. Спокойно вышел из дому, неспешно прогулялся между казармами батальона охраны, потравил анекдоты со служивыми и лишь затем переступил КПП жилой «зоны», где содержались осужденные.
– Товарищ капитан! Осужденные для развода на работы построены! Помощник дежурного по колонии старший прапорщик Легавко!
Скользнув безразличным взглядом по шеренгам выстроившихся заключенных, Зубарев небрежно махнул рукой – от себя и в сторону.
– Ра-а-авня-а-айсь! – прогремела над плацем команда. – Сми-и-ирна-а-а! Первый отряд прямо! Остальные на-а-апра-во! Ша-а-агомарш!
Нет, торжественный марш «Прощание славянки» здесь «не канал». «Зэки» старательно выводили свою любимую:
«Широка страна моя родная!
Много в ней лесов, полей и рек!
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно… »
Стоптанные кирзовые сапоги, будто матерясь своим неистовым скрипом, утаптывали и без того природой утрамбованную вечную мерзлоту. От «зэковских» ватников, словно панцирем покрытых хрустящей ледяной коркой, нещадно разило немытым телом, махоркой и еще чем-то кислым. В скукоженных желудках, возмущенно пузырясь, вольно плавала отварная треска из утренней баланды. По серым злым лицам обжигающей снежной крошкой хлестал ветер, еще ночью неосторожно сорвавшийся со скользких обледенелых отрогов Верхоянского хребта.
А Андрею Таганцеву было весело! Весело, невзирая ни на что.
Накануне вечером его вызвал «кум» – начальник колонии подполковник Мясоедов – и сообщил, что ровно через месяц «хорошего мальчика Андрюшу» по прозвищу Таганка дружеским поджопником выпихнут отсюда на свободу.
Шесть лет оттрубил он в лагере. Теперь «за примерное поведение» его оформляли на УДО – условно-досрочное освобождение. А вообще, торчать ему предстояло еще полтора года. Как за это время не подох, сам теперь удивлялся.
Справа в строю шагал Семен Точило, штангист, бывший чемпион Союза ССР. Ему еще «пятерик» тарабанить. И, главное, за что?! Барыга, директор ресторана, случайно ему «на кулак упал. Поскользнулся потому что на собственных соплях, когда Сема к нему за деньгами приехал». И «баксы» сам отдал. Да еще, урод, как хозяин положения условия диктовал. Все, говорит, заберите, фашисты проклятые, только не убивайте. Охамел в стельку – честную советскую братву фашистами обзывать!
