Мера любви. Избранное - страница 7



А сейчас, когда вы, мои дорогие, сидите уже без меня за поминальным столом, прошу вас исполнить песню, которая мне и мамочке была очень дорога: «Я люблю тебя, Жизнь!»

Пусть Жизнь торжествует… Целую и обнимаю вас. Еще раз прошу простить мне все мои невольные («вольных», преднамеренных – не было) прегрешения и обиды. Привет и самые добрые пожелания всем вам. Вспоминайте меня добром.

Ну а я? В кипучей круговерти
Жизнь моя – в пределах кратких дней.
Мне не уготовано бессмертье,
Но желанье есть в душе моей:
Чтоб случайно в новом поколенье
Среди книг, что не моим чета,
Кто-то с добрым искренним волненьем
И мои бы строки прочитал…
Чтобы хоть на миг я получала
С миром связь, далеким и живым,
Чтоб другое сердце застучало
В ритме с сердцем любящим моим».

Грамматика боли

«Жила. Работала. Страдала…»

Жила. Работала. Страдала.
Была счастливой. Не была.
Пора укладки чемоданов
Уже, наверное, пришла.
Мой груз – лишь внешне невесомый,
Хоть он – не мебель, не тряпье.
Он тяжелей. Он весь – особый.
В нем – Уходящее мое.
В нем слезы горьких расставаний
И скорбь последнего «прости».
И близость дальних расстояний.
И дальность близкого пути.
Война миров и мир сражений.
Успех. Потери. «Нет» и «да».
Часы побед и поражений.
Довольства миг. И дни стыда.
В нем боль вопросов нерешенных.
В нем грусть и радость, лень и труд.
В нем версты дел незавершенных,
Века загубленных минут.
Мой труд учительский любовный.
Стихи. И мысли. И дела.
Багаж – душевный и духовный.
Не что хотела – что смогла.
Так что нужней всего в дороге?
Важней всего в моей судьбе?
Что оставляю я в итоге,
Какую память о себе?
Кого заглазно очернила,
Кому дала стакан воды,
Кому я горе причинила,
Кого спасала от беды?
Кого уход мой тяжко ранит?
Кто засмеется, кто вздохнет?
И кто добром меня помянет,
И кто навеки проклянет?
Мы все хотим добро прославить,
Хотим и верить и любить,
Но в чем ошиблись – не исправить,
И невозможно изменить.
Себя корим, крушим, ломаем
Мы в роли грозного судьи,
Но слишком поздно понимаем
Все прегрешения свои.
И лишь тогда, забеспокоясь,
Очнемся в миг единый – тот,
Как на глазах ушедший поезд
По рельсам гулко громыхнет.
Живем, забыв или не веря,
Что уяснить бы надо всем:
Что мы рождаемся на время,
А умираем насовсем…

Последняя строка

От рожденья к смерти – путь немалый,
И, беря его за образец,
Знаем мы, что если есть начало,
То в конце предвидится конец.
Все привычно в этом распорядке,
Только путь в поэзии – другой.
Если я спешу к своей тетрадке —
Значит, стих, что был еще в зачатке,
Поразил последнею строкой.
Он, что не успел еще родиться, —
Лишь птенец в насиженном яйце,
Ну а мысль – живою взрослой птицей
Воспаряет сразу же в конце.
И строка, что в сердце зазвучала,
Вдруг затронет новые сердца…
Так стихи мы пишем – не сначала,
А идем к началу от конца,
И, любя, страдая, ненавидя,
Лишь с бумагой чистою вдвоем,
Прошлое-грядущее провидим
Мы своим таинственным чутьем.
Но печальны наши размышленья,
Словно беспросветной ночи мгла.
Зло. Жестокость. Войны. Преступленья.
Низкие и подлые дела…
Даже голос совести не слышен,
И, не зная, наш удел каков,
Мы творим, творим четверостишья
Наших бед, ошибок и грехов.
А насколько праведнее, краше,
Чище жили б на своем веку,
Если бы в поэме жизни нашей
Знали мы последнюю строку!

Моя судьба

Как много было, сколько сталось!
И ничего не утаю
Я из того, что мне досталось:
Ни преждевременную старость,
Ни юность позднюю мою,
Ни встречу с низостью людскою,
Что будет в памяти всегда,