МераклИс - страница 7

– Buongiorno signore e signori! Io sono molto felice…[6]

Дальше Регина почти ничего не запомнила. Только голос профессора – глубокий обволакивающий бархат баритона. Безошибочные интонации и паузы опытного оратора… Энергия, которой наполнен каждый жест, страсть, которую не сыграет ни один актёр, но которая заполняет весь зал, заставляет ловить каждое слово…

Чистая магия, феерия, сменяющиеся взрывы цвета на экране проектора под полифонию канонов Джованни Палестрины…

Она никогда раньше не слышала «Мессу папы Марцелла», исполненную голосами такой чистоты, но только сейчас, когда давно знакомые фрески Сикстинской капеллы, «Пьета», «Весна» Боттичелли, «Давид» Микеланджело на экране соединились с удивительной музыкой, Регина в полной мере осознала, за что платил композитору звонким золотом папа Пий IV.

Величие Творца воспето всего лишь голосом его любимого творения, и если человек сможет снова приблизиться к Создателю, ибо сотворён по его образу и подобию, то максимумом, символом, средоточием и этой близости, и одновременно её недостижения всегда будет тот самый сантиметр между рукой Адама и протянутой к нему рукой Господа. И если последний рубеж будет преодолён, то только этими божественными звуками, только голосами ангелов.

Профессор вдруг прервал себя и обернулся к переводчице, о присутствии которой Регина забыла напрочь. Та попросила повторить последнюю фразу – затруднение вызвал какой-то специальный термин. Профессор повторил, но и это не помогло. Переводчица в растерянности пожала плечами. Профессор ободряюще улыбнулся – мол, ничего страшного, – и обернулся к аудитории. Снова повторил фразу, и Регина автоматически перевела вслух. Переводчица подбежала к краю сцены с микрофоном и протянула его своей спасительнице. Регина смущённо приподнялась со своего места и опять перевела фразу, уже в микрофон.

– Grazie mille, signorina…[7]

– Реджина… Scusi[8], Реджина Росси, профессоре.

Профессоре Кастеллани легко спрыгнул со сцены, галантно поцеловал раскрасневшейся Регине руку, столь же лёгким прыжком оказался на сцене снова, целуя руку уже переводчице, и, поддерживая под локоток, проводил назад к высокому табурету.

В зале захлопали, вконец засмущавшаяся Регина уселась было обратно, но тут её нетерпеливо затеребили сзади. Пришлось обернуться. Давешним аспиранткам со второго ряда вдруг немедленно понадобился отчёт: кто это ей произношение ставил, годное, кстати, произношение, но чего она вообще выпендрилась? На профессора запала? Пусть даже не рыпается, они его уже застолбили, ясно?

Не в состоянии отвечать от смущения, Регина готова была сквозь землю провалиться, но тут её выручил сосед справа, очевидно, тоже преподаватель, шикнув на девиц так, что они умолкли до конца лекции.

А через неделю Регину попросили зайти на кафедру. Она до сих пор помнит, как сердце пропустило удар при виде сидящего за массивным кафедральным столом тёмного дерева профессора Кастеллани, обложенного со всех сторон курсовыми и дипломными работами и тихо беседовавшего с кем-то по телефону. Рядом расположилась та самая переводчица, которую Регина невольно выручила на первой лекции.

– Регина, профессор отобрал несколько работ, которые он мог бы курировать, исходя из того, насколько они близки к его специализации. Твоя – в их числе, но прежде, чем принять решение, он хотел бы побеседовать со студентами сам.