Мерцание зеркал старинных. Глаза судьбы - страница 17



– Ты что-то еще сказать хочешь?

Она протянула мне свернутый вчетверо листочек. Я взяла его, недоуменно покрутила в руках и спросила:

– Что это?

– Записка вам, барышня. Егор просил передать, а я не смогла ему отказать. В глазах его печаль смертная…

Я пообещала, что обязательно прочту и, если сочту нужным, отвечу.

– А сейчас иди, пожалуйста, ты свободна.

Глава 103. «Глаза судьбы…»

Она вышла, плотно притворив дверь. Я развернула листок. С каждым прочитанным словом внутри распускались нежные цветы. Егор писал о том, как он ко мне привязан… Там не было слов любви, выражения восхищения и прочей чуши, которую часто говорил Федор. Там были другие слова, показывающие искреннюю обеспокоенность моим состоянием. Егор просил о новой встрече. Прочтя письмо, я еще раз убедилась, что он в меня влюблен. Я пока не знала, как реагировать на это послание, поэтому положила письмо под подушку, накрылась с головой и очень быстро заснула.

Мне приснился сон, который до глубины души потряс меня…

…Я иду с Егором, под нами дорога-радуга, и каждый шаг доставляет мне радость, целую гамму ярких чувств и эмоций. Я радуюсь тому, что мы идем вместе. Егор неотрывно смотрит на меня, взгляд его кроток и застенчив. Он словно боится дышать, чтобы ненароком не спугнуть нечаянную удачу. Я что-то тихо рассказываю, а он ловит каждый мой взгляд, каждое слово, лишь иногда что-то отвечает.

Внезапно предо нами вырастает чей-то силуэт, я по инерции делаю шаг и со всего маху сталкиваюсь с ним. Отойдя на два шага назад, пытаюсь рассмотреть, кто встал на моем пути. У него нет лица, нет глаз: я вижу только тень, отброшенную на землю, и чутьем понимаю, что это Федор. Я снова предпринимаю попытку пройти, но у меня ничего не получается: я застреваю, тень становится вязкой. От сознания, что я не могу двигаться дальше, ледяной ужас охватывает душу и сковывает тело.

Я пытаюсь понять, где же Егор, и вижу, что он продолжает идти по радуге и всё говорит что-то, не понимая, что меня уже нет рядом. Он не видит и того, что дорога-радуга заканчивается, а дальше простирается пропасть. Я кричу ему, чтобы он остановился, что дальше дороги нет, прошу вернуться назад, ко мне. «Егор! Егор», – он оборачивается со взглядом, наполненным любовью, делает последний шаг, улыбается и падает…

Я проснулась в холодном поту. Трудно было дышать. Ощущение неотвратимой беды не покидало меня. Я сидела в кровати и никак не могла успокоиться. Глубокая ночь, вокруг очень тихо, и слышно только, как отчаянно колотится мое сердце.

Спать больше не хотелось. Я встала, накинула халат и пошла попить воды и немного успокоить разбушевавшиеся эмоции. Спускаясь вниз, я увидела в кухне свет и беспокойные тени, которые сновали туда-сюда. Узнав кухарку, которая заваривала травы, я сразу подумала про папу… сердце сжалось.

– Что ты делаешь, Аксинья? Почему не спишь?

– Да вот, барышня, Дмитрию Валерьяновичу неожиданно плохо стало, снадобье ему готовлю.

– Заканчивай поскорее, я сама отнесу.

Кухарка торопливо кивнула и минуты через две вручила мне поднос со словами:

– Иди, деточка, скорее, он ждет.

Я шла в покои отца, аккуратно держа поднос, но от волнения руки подрагивали, и ложка позвякивала о край стакана. Толкнув дверь ногой, я вошла. Отец лежал в кровати с закрытыми глазами, грудь его вздымалась. Папа издал протяжный стон, и голова его заметалась по подушке. Словно в бреду, он всё время повторял мое имя, тянул руки. Поставив поднос, я кинулась к отцу и тронула его за плечо.