***
Но мне не суждено было остаться с Мэрри. Позвонила мама, и сказала, что вернулся отец и мне надо его повидать. Сказала, что бабушке совсем плохо, и отец вернулся ненадолго, чтобы повидаться с нами, и что мне следовало бы поехать с ним, и скорее всего, и она поедет, потому что неизвестно, сколько бабушка ещё протянет, и что, в случае чего, нам следовало бы с ней проститься.
Не очень я люблю все эти покойные дела, но выбора у меня не было, Джон уже ехал за мной.
Я вышел к Мэрри, которая сидела в затенённой веранде, и не слышала разговора, и сказал:
– Мэрри, слушай. Тут такие дела… Мне следует вернуться домой на некоторое время.
– Почему? Что случилось?
– Ну, понимаешь, моя бабушка болеет. Мой отец уже три недели с ней. Вот, сегодня приехал, чтобы забрать нас, проститься с бабушкой. Не хочу я уезжать, конечно. Но твой отец уже едет за нами.
– Что? Папа уже едет?
– Да, Мэрри.
– А бабушка знает?
– Да. Она всё слышала.
– Как это всё несправедливо!
– Я согласен с тобой, ничего тут хорошего нет.
Часа через два приехал мистер Фостер. Кажется, мы сюда быстрее добирались. Не знаю, где это его черти носили. Мы с Мэрри уже и вещи свои собрали, всё ждали, когда он приедет на своём дурацком пикапе. Эта старая красная рухлядь годилась только для того, чтобы детей из рая забирать. Мы сидели на веранде вместе с бабушкой и своими чемоданами, когда увидели длинную полоску вздымающейся пыли. Это был Джон. Миссис Фостер так и сказала:
– Это Джон.
Мэрри подтвердила:
– Да, это папа.
Я был огорчён и зол, поэтому ничего не сказал. Лишь стиснул веточку, что была у меня в руках так, что она сломалась.
Шлейф из пыли достал и до нас, когда машина остановилась. Он вышел в ковбойских сапогах и узких джинсах. Он был в рубашке и ковбойской шляпе. Должно быть, он приехал с какого-нибудь родео, чёрт его подери.
Он поднял руку в знак приветствия, и сказал:
– Дети! Ма!
И неторопливо направился к нам.
– Джон, столько пыли!
– Прости, ма, не я эти дороги строил.
– Пап, – обратилась к нему Мэрри.
– Да, малышка. Я тебя слушаю.
– Ты зайдешь в дом, или мы сразу едем?
– Боюсь, что ты напрасно собрала чемодан, моя дорогая. Я беру только Вилли. Ты пока останешься у бабушки.
– Что? – удивилась Мэрри.
– Боюсь, что так.
– Но пап!
– Это не обсуждается, моя дорогая.
Миссис Фостер поднялась, и медленно направилась к сыну.
– Что это ты задумал? – спросила она.
– Мэрри нужен отдых. Я не хочу, чтобы она очередное лето провела в вонючем городе, бестолку шляясь, или валяясь в кровати. Я надеюсь, она тебе не успела надоесть?
– Нет, что ты!
– Ну, вот и решено. Вилли, полезай в машину!
– Слушаюсь, сэр.
Я закинул свой чемодан на заднее сидение машины, и с горечью посмотрел на Мэрри.
Она подошла, и сказала:
– Мне очень жаль, Вилли.
– Ничего, – ответил я. – Никто не виноват. Я, должно быть, и в самом деле должен повидаться с бабушкой.
– Да, Вилли. Повидайся с ней, и пускай она выздоравливает. А потом сможем увидеться и мы, верно?
– Верно.
– Ну всё, детишки. Нам пора. Вилли, полезай в машину.
– Прощай, Вилли!
– Прощай, Мэрри!!!
– Джон, будь осторожен. Не вздумай пить на дороге!
– Я больше не пью, ма!
Он захлопнул дверь, и мы поехали поднимать пыль на дорогах. Как-то не хотелось мне это делать, если честно.
Я пристигнул ремень, и скрестил руки. Не знаю, сколько мы ехали молча. Даже дурацкое радио, и то не работало. Уж лучше бы оно работало, а то меня дурные мысли совсем донимать стали. Я хотел было заговорить пару раз, чтоб такой дурацкой обстановки не было, но рот не открывался. Будто его склеили. Да и желания вообще никакого не было. И потом, я подумал, зачем ему вообще от меня что-то слышать? Наверно, так ему и хочется – ехать в тишине и думать о чём-то своём. Взрослые всегда думают о своём, а если они и говорят, что это во благо детей, то только для отмазки. Всё только в их благо. Тут ничего уж не поделаешь.
