Волосы девушки лежали на руке кормчего, такие густые, что он ощущал их тяжесть. Рудж был очарован. От голоса девушки у него сладко вздрагивало сердце. От запаха ее нежной теплой кожи прерывалось дыхание. Рудж пил этот запах крохотными глотками, и каждый глоток отзывался чуть слышным звоном. Словно серебряные браслеты на тонких лодыжках Ниминоа. Как она слушала! Впитывала каждое слово, будто Рудж пророк или скадд[8].
И от этого слова, которые кормчий множество раз нашептывал девушкам в десятках городов Мира, звучали словно впервые.
– Я исчез, растаял в чашах твоих глаз.
Я исчез, я только память твоих рук.
Я – узор, который вышила игла
Лунным светом на просоленном ветру.
Я росой впитался в кожу твоих ног.
Я запутался в шелках твоих волос.
Я испил от губ твоих, и я не смог
Оторваться – и твой сон меня унес.
Я исчез, истаял, выплеснулся весь
Без остатка, канул в мир твоих теней.
Но мы знаем, мы-то знаем, что я здесь
В миг, когда ты вспоминаешь обо мне.
Я всего лишь пенный след в твоих волнах.
Шорох трав на берегах твоей земли.
Я исчез в тебе, и наши имена
Даже боги не сумеют разделить…
Зеленые веера листьев вздрагивали от случайных прикосновений. Хрустальная вода струилась по мраморному желобу. Крохотные медовницы раскачивались на цветочных чашках…
А снаружи, за толстой каменной стеной – темная улочка, дождь, сточная канава, безликие фигуры в наброшенных на головы капюшонах. Снаружи – Хурида.
– Я купил ее мать на рынке в Мукре,– рассказывал Гривуш.– Но не на общих торгах, а по-тихому. Захватили ее пираты, которым совсем не хотелось передавать волшебный цветок Святому Братству. А оставить себе боялись: доносчиков везде хватает, да и дурманом эти парни интересовались куда больше, чем женщинами.
Слуга поставил перед собеседниками кувшинчик с горячим, сваренным с пряностями кофе и вазу с печеньем. Гривуш собственноручно наполнил чашку гостя. Затем продолжил:
– Пираты меня знали и знали, что могу дать подходящую цену. Надеюсь, ты не осудишь меня, мой благородный гость? Я знаю: в Империи нет рабов.
– Ты сделал ее своей женой,– отозвался Данил.– Что в этом дурного?
– Женой? – Гривуш засмеялся.– Чтобы взять ее в жены, мне понадобилось бы разрешение Отца-Наставника. А Отец-Наставник пожелал бы узнать, хороша ли она в постели. Может, невеста более подходит для развлечения святых братьев, чем для рождения купеческих детей?
Гривуш обмакнул печенье в горячий сладкий кофе, откусил аккуратно, чтобы не испачкать бороду.
– Ты видел Ниминоа, благородный Данил. Она очень похожа на свою мать. Если бы Отец-Наставник увидел ее, я больше не увидел бы ее никогда. Часто я жалею о том, что Величайший позволил моей дочери унаследовать красоту матери.
– Жаль страну, где отец сожалеет о красоте дочери,– пробормотал светлорожденный.
Гривуш пожал плечами. Хурида есть Хурида.
– У меня к тебе предложение, благородный Данил,– сказал он.– Через восемь дней я отправляюсь в Конг. По особому поручению Кариомерского Братства. Если удостоишь меня чести оставаться моим гостем еще восемь дней, я буду счастлив предложить тебе сопутствовать моему каравану.
– Какая изысканная речь! – Данил улыбнулся.– При том, что ты рискуешь головой.
– Я – купец,– Гривуш усмехнулся.– Не заботься о моей выгоде – я ее не упущу. Ты один стоишь дюжины воинов. А я хочу взять с собой Ниминоа.
* * *
– В доме купца Гривуша?
Лицо у Отца-Наставника – словно он увидел псаря в постели любимой наложницы.
