Увлечённый профессор помолчал немного и продолжил (ему нравилось быть в центре внимания, особенно под камерами):
– А также проблемы другого плана, – профессор осёкся, вглядываясь в лица окружающих. – Не думаю, что могу их открыто озвучивать.
– Спасибо, профессор Юханссон, – важно поблагодарила Шарлотта Прайс, очень точно уловив опасения профессора.
Оператор, вечно называющий блондинку Шарлотту «куколкой», подал ей новый знак.
– Невозможно всегда очень точно оценить степень проблемы, даже работая со взрослыми пациентами. На это влияет не только установленная степень доверия при «раскрытии» пациента, но и степень осознания жертвой последствий травмы или насилия. Особенно если жертва привыкла подавлять свои эмоции.
Договорив последнюю фразу, добродушная борода улыбнулась, и милые глазки пару раз блеснули под светом софитов:
– А я напоминаю: сегодня в гостях нашей студии – психиатр, доктор наук, профессор Уильям Юханссон.
Раздались ненастоящие аплодисменты.
– Профессор Уильям, а что вы думаете по поводу произошедших убийств? Могли бы вы предположить портрет возможного убийцы?
– Я могу предположить всё, что угодно. Но, думаю, у меня недостаточно информации для составления профиля убийцы. Однако в чём я точно уверен, так это в том, что убийца – глубоко травмированный человек.
– Полагаете, он тоже пережил насилие?
– Определённо. Думаю, этот человек заявляет нам, что убитые им женщины не способны любить, раз им вырезали сердца (если то, что я слышал, – правда). Мне кажется, именно на это стоит обратить внимание. Не способны любить и не способны позаботиться о будущем ребёнка должным образом.
Уплетая завтрак, Моро беспорядочно переключал телеканалы и, услышав вопрос телеведущей к профессору, словно остекленел. Быстро мелькающие картины, на которых бегали по полю парни с бейсбольным мечом, сменило бородатое «чудовище», говорящее о «его маньяке», и Фингел приклеился к квадратному ящику.
«Не способны любить…» – пробубнил детектив себе под нос набитым ртом.
Оцепенение длилось несколько секунд. Придя в себя, Моро поянулся к телефону.
– Ты тоже это видишь?
– Да.
– Мне срочно нужен в участке этот профессор. Я еду.
Из гостиной, где детектив только что положил трубку, раздался звонок.
– Новое убийство, – услышал в трубке очередную страшную новость Фингел и едва не подавился новой вафлей.
Неожиданно кошка пикировала со шкафа на плечо Моро. Он сбросил её от неожиданности на пол и поморгал глазами, положив недоеденную вафлю на стол.
***
– 3, 2, 1… Глубокий вдох и выдох. Вдох и медленный выдох. Расскажи мне, что ты видишь.
– Я бегу.
Пульс Ноа резко участился, точно её бросили в море. Она вцепилась пальцами в кожаное кресло. На лбу мгновенно появились испарины.
– Где ты бежишь?
– Узкий проход. Я поворачиваю налево. Стенки из бетонных блоков. Я в лабиринте.
– Почему тебе страшно? Ты боишься, что не выберешься?
– Нет. Я слышу её голос. «Она» где-то рядом. Мне страшно. «Она» найдёт меня…
– Кто «она»? Кого ты имеешь в виду, Ноа?
– Женщина, которая родила меня. «Она», «она»… чудовище!
– Она тоже бежит или её голос недвижим?
– Я не знаю, мне страшно! Я ненавижу её голос!
Девушка начала сильно дрожать, и доктор медленно вывел её из гипноза. Постепенно приходя в себя, она начала успокаиваться, но, взглянув в глаза мужчине, который сидел в костюме с бабочкой и рассматривал её, как через пенсне, сквозь хитрый, но деликатный прищур, снова разволновалась.
