– Чё те надо? Чё хотел?
Кажется, Дэн собирался слезать с сидушки. Я нажал на педаль тормоза, осознав, что пахнет дракой.
Гопник был одет в спортивные штаны, натянутые до подбородка, на ногах у него красовались чёрные остроносые лакированные туфли, ансамбль дополняли белые носки.
– Ну, Сапоха? – зачем-то переспросил он, продолжая держаться за руль велика.
– Нет, не знаю, – сухо ответил Дэн. – Пшёл на хуй.
– Ладно, – гопник отпустил руль и отошёл.
Мы поехали дальше. Дэн сказал:
– Прикинь, даже не подрался.
Припарковав велики, а точнее, бросив их у подъезда, уставшие и голодные, мы поднялись на второй этаж. Я нажал кнопку звонка, буквально спустя пару секунд дверь открылась.
На пороге стояла моя бабушка, она была небольшого роста, в её глазах полыхало удивление.
– Приве-е-ет, ребята, вы откуда?
– Ба, да мы катаемся, – сказал я, пряча солидольные руки в карманы.
– Нина Михайловна, – тихо произнёс Дэн, – мы просто в гости, а руки можно сразу помыть?
– Да, конечно, Дэны, проходите. Я сейчас поесть сделаю. Первое, второе, третье.
– Сейчас начнётся кормёжка, – предупредил я Дэна.
– Ну, как у вас дела? Как каникулы? – спросила бабушка, радостно суетясь и уже разогревая борщ, одновременно жаря отбивные и взбивая крем для пирога.
– Да хорошо, Нина Михайловна, отдыхаем.
Дэн включил интеллигента, как бы забыв о том, что было буквально пару часов назад.
Мы вошли в зал. На пианино стоял портрет моего отца с чёрной лентой, под ним небрежной кучкой были раскиданы конфеты, в стаканах скорбно склонились две церковные свечки.
– Это отец? – спросил Ден.
– Да.
– Ребята-а-а, кушать готово! – услышали мы звонкий голос.
Моя бабушка уже наливала нам в глубокие тарелки борщ, не забыв поставить на стол сковородку с сочными отбивными и картошкой, налить чай и нарезать пирог, пропитанный малиновым вареньем и щедро приправленный кремом с безе.
Через пару часов мы, еле передвигаясь, с полными животами, спускались по лестнице на выход.
– Дэн, нам ещё час ехать, – сказал мне друг, еле двигаясь.
– Я в курсе.
Мы посмотрели на лес, который виднелся за крышами пятиэтажек. В ветках сосен уже запутался большой малиновый шар, а на небе потихоньку выступали крупные звёзды.
– Поехали, – сказал я.
И мы, набирая скорость, выбивая пыль из-под колёс, покатили по нагретому тротуару на своих хорошо смазанных солидолом велосипедах.
Они всегда хотели одного – быть для нас своими. Они не работали над ошибками, придерживаясь «старой школы», пороли нас ремнём за хулиганство. А мы с Дэном?.. Мы ломали иглы на проигрывателе, прогуливали школу, мы не оглядывались назад, мы знали, что они рядом. Мы хотели советов, какой-то поддержки. Мы их боялись, но всё равно поступали по-своему. Они не спеша уходили, вальяжно шаркая по тротуару и крепко зажав в зубах сигареты марки «Прима», морщась от горького дыма и о чём-то смеясь. Мы с Дэном кричали им, но они нас не слышали. Наш крик, словно слабое эхо, летел, ударяясь о чёрные, как ночь, большие гранитные скалы. Он растворялся в вечности, становясь всё слабее. Мы бежали за ними, по-детски спотыкаясь и ёжась от холода.
Наш с Дэном бег был долог. Наконец-то мы поняли, что их уже не догнать.
Саша
Дэн был уже на летних каникулах. Он, разогретый как следует, до отъезда к бабушке гонял мяч с соседскими пацанами и постоянно с ними ругался, если проигрывал. Дэн не любил проигрывать, поэтому дело могло доходить и до драки.
