В этот день у него было хорошее настроение, и, секунду поразмыслив, он ласково сказал мне, ухмыляясь:
– Ладно, возьми, только верни сразу, и не нахуевертите там что-нибудь.
Я рванул с места, не особо уловив смысл последнего замечания, и через секунду уже мчался на скрипучем велике к калитке, обняв банку с солидолом.
За калиткой стоял недовольный Дэн.
– Чё так долго?
– Да я солидол взял, – сказал радостно я.
– А на хер он нам упал? И зачем так много? Ты бочку не догадался взять?
– Дэн, цепи смажем, – ответил я с досадой.
Осознав, что заняться больше особо нечем, мы бросили велики у трамвайных путей, и работа закипела. В процессе я заметил у Дэна особенный блеск в глазах, как правило не предвещавший ничего хорошего.
И вот он бросает своё занятие, подходит к рельсам и мажет один из них солидолом, потом своим ботинком равномерно растирает тёмно-коричневую массу. Я, открыв рот, наблюдаю за происходящим.
Мы как раз находились на крутом склоне. Трамваи, чтобы на него взобраться, должны были набрать скорость.
Дэн так же молча подошёл к велику и продолжил смазывать цепь.
«Ну, пиздец!» – подумал я.
Вдалеке, радостно стуча о стыки рельсов, показался первый трамвай. От остановки было недалеко, и он начал ускоряться. И, когда цель была уже близка, он резко застыл на склоне. Его колёса крутились, размазывая солидол, но ехать он не ехал. Мы, так же делая вид, что ничего не происходит и спрятав банку в кусты, ремонтировали своих педальных коней.
Трамвай кое-как освободился из плена и с большими пробуксовками двинулся далее. Потом резко остановился, из водительского окна высунулся машинист:
– Пидора-а-асы, я обратно поеду, вам пиздюлей навешаю!
Дэн посмотрел на меня и улыбнулся.
– Ну, суть ты понял, – произнёс он.
Спустя каких-то двадцать минут мы смазали все рельсы от одной остановки до следующей, прячась с банкой по кустам и выжидая паузы. Когда процесс был закончен, мы на великах заехали за угол и закурили. Я захватил пару сигарет L&M. Дэн, затягиваясь, произнёс:
– А вот теперь пиздец!
Встало всё депо. Очередь из трамваев растянулась на много остановок нашего района и за его пределы. Буксовало всё и вся. Кто-то из машинистов выбегал, бросал под колёса песок и землю, стоял такой масштабный мат-перемат! Матерились и пассажиры, и водители. Видя весь этот хаос, соседняя бабка-выпивоха, дай ей Бог здоровьица, выскочив, побежала, активно жестикулируя, по ближайшим домам. Мы с Дэном просекли, что дело касается нас.
Несмотря на хмель, пьянчужка оказалась прозорливая.
Дэн произнёс:
– Поехали, Дэн. Поехали как можно дальше отсюда.
Из калитки уже выбежали моя бабушка и бабушка Дэна. И мой дед.
– Поехали огородами, – сказал я Дэну.
Мы схватили велики за задницу и через мгновение, нажимая на педали, уже летели по крутому логу: мимо цветущих одуванчиков, мимо запаха яблонь и нашего детства.
Удирать от меча карающего предстояло долго, на другой конец города, к моей второй бабушке. По пути мы заскочили в продуктовый, взяли разводного «Юпи» – это такой порошковый сок в пакетиках.
Дэн заворчал:
– На хуй ты арбузный взял, Дэн? Как моча собачья!
Я не согласился.
Через час, преодолевая склоны и проскакивая перекрёстки, мы добрались до другого района. Пока ехали, нас зачем-то остановил местный гопник.
Схватившись за руль Дэнова велика, он спросил:
– Ты Сапоха (Сапога) знаешь?
Дэну было не до него, поэтому ответ не отличался вежливостью:
