Мертвый и Похороненный - страница 17

В какой-то момент я заметил, что Глофа стал терять нить разговора и отвлекаться. Взгляд его замирал, на губах вдруг начинала играть дурацкая улыбка, а голова принималась странно подергиваться. Судя по переглядываниям двух других жрецов, поведение для Глофы совершенно несвойственное. Вино? Я взглянул на Таску. Тот внимательно следил за верховным жрецом. Вонючее гиенье дерьмо!

Тут Глофа схватил со стола бронзовый нож и бросился к статуе застывшей в священном экстазе девицы – все как положено: вытаращенные глаза, молитвенно сложенные руки, таких статуй в Тарме полно, ими даже простые дома украшают. Только, кажется, наш верховный принял ее не то за воплощение Лугал-Дуку, не то за кого-то еще более священного. Он запел гимн и принялся методично резать себе руки, обагряя кровью каменный подол платья. Мы все, включая Таску, обалдело наблюдали. Жрецы бросились на помощь Глофе первыми, но не успели. Он выкрикнул что-то на незнакомом языке, воткнул нож себе в грудь и стал медленно заваливаться на бок.

Панику, которую собрались, было, поднять жрецы, пресек Таска.

– Глофа был неугоден Лугал-Дуку, – донельзя торжественным голосом произнес он. – Он был тщеславен и слеп. Он забыл, что богам должны служить двое верховных жрецов. Священное вино только показало вам волю богов.

Тут он извлек из своей сумки два небольших стакана синего стекла, ловко подхватил кувшин и набулькал в каждый из них темно-красного вина.

– Испейте тоже, – обратился он к жрецам, а охранники придвинулись ближе. – Пусть свершится предначертанное.

***

– Как тебе это удалось? – спросил я, глядя на Таску в упор. – Почему эти двое не принялись тоже резать себя ножами?

– Колдовство! – изрек Яблочный пирог.

– Каца нафантазировал? – уточнил я.

– Нет, – мотнул головой Таска и потянулся к своему стакану. – Знаешь, что мне нравится, Жаба? Ты впервые заговорил со мной как с человеком. И ради этого мне понадобилось прикончить безобидного жреца…

Я фыркнул. Хотел было встать и уйти, но любопытство пересилило.

– Так чье это колдовство? – спросил я.

– Это правда вино из Страны Монументов, – усмехнулся Таска. – Из той самой долины, как там я ее назвал?… Только вот есть секрет один – это вино можно пить только из стеклянных стаканов. Если налить его в любую другую посуду, оно становится магической отравой. Действие ты видел. Правда не всегда именно так работает, говорят. Но отравленным человек выглядеть все равно не будет. Умрет иначе.

– Сам себя прикончит?

– Необязательно, – Таска пожал плечами. – По его душу может явиться дикий зверь. Или убийца-безумец. Не разбираюсь в колдовстве. Каца сказал, что это вино ставит на человеке клеймо смерти. А уж смерть сама изыщет способ забрать свое.

– Ааа, – что-то мне после этого объяснения сразу расхотелось пить вино. А еще я вспомнил тягучее вино из Страны Монументов, которое мне принес Лето. Кто знает, может оно тоже как-то заколдовано, и ставит неведомое клеймо… Тут я понял, что Таска продолжает говорить.

– …как в легенде. Ну той, где у Лугал-Дуку родился человеческий младенец, когда его семя смешалось с семенами пшеницы. Смешно. Не понимаю, зачем цари придумывают себе божественное происхождение. Так вот этот Ану-Пшеничное Зерно испил этого самого Священного Вина, и на него снизошло могущество его отца.

– Это царь приказал тебе напоить вином Глофу? – перебил его я.

– Царь, – кивнул Таска. – После того, как посекретничал со своим советником.