Вряд ли он понял бы, если б спросил; да Джейн и не сумела бы толком объяснить. Однако, причины были просты: от Димблов она пришла в пятом часу, оживилась по пути, проголодалась и поверила, что со страхами покончено. Дни становились короче, пришлось зажечь свет, спустить шторы, и тут уж страхи эти показались совсем смешными, как детский страх темноты. Она стала думать о детстве и, быть может, вспомнила его слишком хорошо. Во всяком случае, когда она пила чай, настроение ее изменилось. Ей стало трудно читать. Она забеспокоилась. Потом разволновалась. Потом, довольно долго она считала, что испугается, если не будет держать себя в руках. Потом она решила все-таки поесть, но не смогла. Пришлось признать, что страх вернулся, и она позвонила Димблам. М-сс Димбл почему-то помолчала и сказала, что пойти надо к какой-то мисс Айронвуд. Джейн сначала думала, что речь идет о мужчине, и ей стало неприятно. Жила эта врачиха не здесь, а повыше, в Сент-Энн. Джейн спросила, надо ли записаться. «Нет, – ответила м-сс Димбл. – Они будут вас…», и не докончила фразы. Втайне Джейн надеялась, что та все поймет и скажет: «Я сейчас приеду», но услышала торопливое: «До свиданья». Голос был странный, и Джейн показалось, что сейчас они с мужем говорили именно о ней… нет, не о ней, о чем-то более важном, но с ней связанном. Что значит: «Они будут вас…»? «Они будут вас ждать»? Жуткое, как в детстве, видение каких-то ожидающих ее людей пронеслось перед нею. Она увидела, как мисс Айронвуд, вся в черном, сидит, сложив руки на коленях, а кто-то входит и говорит: «Она пришла».
– «Да ну их!..» – подумала Джейн, имея в виду Димблов, и тут же раскаялась, точнее – испугалась. Теперь, когда телефон не помог, страх накинулся на нее, словно в отместку за то, что она пыталась от него спастись, и она не могла потом вспомнить, вправду ли мелькал перед ней закутанный в мантию старик, или она просто дрожала, причитала, даже молилась неведомо кому, пытаясь предотвратить его появление.
Вот почему она кинулась к мужу. А он пожалел, что она кидается к нему, когда он так устал и запоздал, и, честно говоря, напился.
– Ты хорошо себя чувствуешь? – поинтересовался он утром.
– Да, спасибо, – отозвалась она.
Марк лежал в постели и пил чай. Джейн причесывалась перед зеркалом. Смотреть на нее было приятно. Мы, люди, всегда проецируем свои чувства на других. Нам кажется, что ягненок кроток, потому что его приятно гладить. На Джейн было приятно смотреть, и Марку казалось, что и ей самой хорошо.
А Джейн казалось, что ей так плохо потому, что волосы ее не слушаются, и потому, что Марк пристает с вопросами. Конечно, она знала, что злится на себя за то, что вчера вечером сорвалась и стала именно тем, что ненавидела – «маленькой женщиной», которая ищет утешения в мужских объятиях. Но она думала, что злоба эта – где-то глубоко, внутри, и не догадывалась, что лишь по этой причине пальцы, а не волосы, не слушаются ее.
– Если тебе плохо, – продолжал Марк, – я могу и не ехать…
Джейн промолчала.
– А если я поеду, – говорил он, – ты будешь одна ночи две-три.
Джейн плотнее сжала губы и не проронила ни слова.
– Ты не пригласишь Миртл? – осведомился Марк.
– Нет, спасибо. Я привыкла быть одна.
– Знаю, – не совсем приветливо ответил Марк. – Черт-те что у нас творится… Жить не дают. Поэтому я и хочу перейти на другую работу.
Джейн молчала.
