На вид Андрею Ковыряло было порядка сорока лет. Высокий, стройный, с пронзительным взглядом греческим профилем. Короткие тёмные волосы повсеместно прострелила серость прожитых лет, но это внушало ещё большее уважение к его образу строгого, но справедливого руководителя. Он напоминал ворона, который в равной степени мог провести созерцательный диалог, а мог заклевать до смерти, при этом не меняясь в лице.
– Для начала я перейду на непринуждённый формат общения, в конце концов мы – тёзки и должны дружить. Верно, малыш?
– Наверное. Да. Естественно. – Андрею понравилась инициатива Ковыряло и он уверенно добавил. – Как я понимаю, ты предлагаешь перейти на ты?
– Ты верно мыслишь. А теперь сходи ка в уборную и приведи себя в порядок. Не буду же я тебя рассматривать грязненького.
Такое манерное отношение к себе Шаттл воспринял на ура и без стеснения вылетел из под одеяла. Санузел в платной палате был оборудован душевой кабинкой и Андрей с воодушевлением выполнил первое указание своего тёзки.
Чистое тело вернулось в палату спустя минут 15 и застало врача за просмотром смартфона своего больного. Сей факт поднял было волну негодования у хозяина, но Андрею Павловичу хватило одной трети секунды, в которой уместились спокойный властный взгляд и обезоруживающие слова:
– Тихо, малыш.
Шаткий шатко подошёл к своей койке, ровно по центру которой восседал столь харизматический врач.
– Что мне делать? – робко прошептал он, нагнувшись с намерением узнать, что именно так заинтересовало в его мобильном это олицетворение уверенности и властности, но в этот момент Андрей Павлович резко встал и отошёл от постели.
– Прыгай на одеяло и покажи мне свою ранку. Можешь не стесняться. Мне посчастливилось лично вынимать из тебя твою замечательную игрушку.
Слова Ковыряло, как семена рапса, уже привычно усваивались в податливом грунте – сознание Шаттла вновь поглотили радужные картинки мягкой и сладкой дружбы со столь степенным и, безусловно, уважаемым человеком. Возникшая на секунду мысль о недопустимом нахальстве, связанная со смартфоном, была выброшена в корзину памяти. Всё чего желал парень – это полного повиновения под дланью опытного человека.
– Как… Как прикажете, как вы хотите, чтобы я лёг?
– Главное то, чего хочешь ты, Андрюша. Становись на четвереньки. Рачком, если угодно. Только оставь мне место позади себя, ладно?
– Хорошо.
Пока Андрей Шаткий располагался на достаточно широкой, в сравнении с обычной больничной койкой, кровати, его атаковали абстрактные картинки нового характера. К розовым краскам блаженства торопились серые брызги сомнения, быстро собиравшиеся в мрачные тона безудержного страха. Задрав повыше свою голую задницу, уперев голову в подушку, Андрей застыл в ожидании. Каждая его мышца напряглась, что отозвалось резкой болью в точке повышенного интереса Андрея Павловича. Но, как ни странно, гораздо больший дискомфорт вызвал неприятный зуд левой ноги.
Ковыряло медлил.
Но наконец затянувшуюся тишину в палате завершил скрип натягиваемого латекса – это были перчатки.
– Да ты весь дрожишь, малыш. Расслабь свои половинки, а то опять штопать придётся. – с этими словами обтянутые резиной ладони тихо легли на ягодицы Шаттла. Теплота и сила буквально сочились из рук врача и моментально впитывались в тело пациента. По всем мышцам Шаттла пробежала судорога, после которой он впал в привычную астральную безразличность.
