Мессалина: Распутство, клевета и интриги в императорском Риме - страница 15

На противоположной от лагеря преторианцев стороне города, в Садах Лукулла, Мессалина готовилась защищаться. Императрица не испытывала отчаяния, заставившего Силия просить лишь о быстрой казни; она была убеждена, что, если муж услышит ее, увидит ее, он не сможет отдать приказ о казни. Мессалина не сомневалась: если она будет просить, молить и отрицать, муж простит и забудет. Более того, она была настолько уверена, что страх уже начинал превращаться в гнев, а гнев – в планы: планы, направленные в первую очередь против Нарцисса.

Уверенность Мессалины была не совсем безосновательной. Ужин в императорском дворце был в самом разгаре; вино лилось рекой, и Клавдий достиг той стадии опьянения, когда мысль помириться с бывшей кажется хорошей идеей. Он подозвал слугу и приказал сообщить «несчастной», чтобы она явилась к нему наутро для объяснений. Нарцисс запаниковал. Он видел, что решимость Клавдия ослабевает, и знал, что император скоро закончит ужин и удалится в спальню; ту самую спальню, которая в мягком свете ночи будет наполнена самыми приятными воспоминаниями Клавдия о жене. Нарцисс выскользнул из пиршественного зала и отвел в сторонку стражника. Мессалину следует казнить в этот же вечер, сказал он. Приказ Клавдия. Времени терять нельзя.

С Палатина немедленно двинулась группа солдат, пересекла город и начала обыскивать сады. Мессалина была со своей матерью, Домицией Лепидой; они не были близки, но теперь, в роковой для дочери час, мать была рядом. Пока солдаты приближались, Лепида уговаривала свою дочь не ждать, а взять дело в свои руки и убить себя, чтобы избежать позора и бесчестья казни. Игра окончена, говорила она; единственное, что может сделать Мессалина, – это храбро встретить смерть. Но Мессалине под силу было только лежать ничком на земле, плача и причитая.

В таком положении солдаты и нашли ее. Трибун приблизился к императрице в молчании, но, когда вольноотпущенник, отправленный Нарциссом проследить за исполнением приказа, выкрикнул грубое ругательство, до Мессалины наконец дошла реальность ее положения. Она взяла дрожащими руками кинжал, поднесла его к горлу, потом к груди, потом опять к горлу, но не смогла решиться. В конце концов трибуну, уставшему смотреть на ее нерешительность, пришлось прикончить ее.

Клавдий еще ужинал, когда получил весть о гибели жены. Гонец не сказал, было ли это самоубийством или убийством, а Клавдий не спрашивал. Он не выдал ни малейших эмоций – ни печали, ни радости, ни гнева, ни жалости. Он лишь подозвал слугу и велел налить себе еще вина.

На Капитолий взгляни; подумай, чем был он, чем стал он:

Право, как будто над ним новый Юпитер царит!

Овидий. Наука любви, 3.115–116[7]

Когда родилась будущая императрица Мессалина – скорее всего, в начале 20-х гг. н. э., – Рим был величайшим городом величайшей империи, которую когда-либо видел мир. Римская империя представляла собой обширную сеть провинций, простирающихся от Рейна до Евфрата, окруженную широкой буферной зоной вассальных царств, что cделало город в ее центре чрезвычайно богатым.

Раскинувшийся на знаменитых семи холмах, Рим был основан (в результате братоубийства и божественного вмешательства, если верить легендам о его мифическом основателе Ромуле) в середине VIII в. до н. э., но Рим I в. н. э. изменился до неузнаваемости даже по сравнению с тем городом, каким он был столетием раньше. Небольшие храмы из кирпича и туфа, возведенные конкурирующими аристократами Поздней республики, сменились огромными комплексами, предназначенными для политики, коммерции, обрядов и игр и облицованными сияющим отполированным мрамором, что доказывало величие и щедрость одного императора. Мессалина родилась в период правления Тиберия, но город, в котором она родилась, был творением его предшественника Августа. Это было место невообразимой роскоши – живой памятник имперской власти Рима и, не столь очевидным образом, династической власти его императорской семьи. Это был город, который не мог не формировать своих детей.