Месть обреченных - страница 11

Байер понимающе кивнул и пулей вылетел за дверь. Палаш долго еще изучал бумагу, щупал восковую печать, всматривался в знаки правительства Чартица и, наконец, убедившись, что письмо действительно подлинное, он устало опустился в кресло рядом с начальником Ночной Стражи.

Что пишут? – отрывисто буркнул Ричард.

–Полюбуйся, коллега. Кажется, скоро всем нам придется несладко. Если мы вовремя не предпримем нужных мер, я боюсь, заботы о предстоящей коронации покажутся нам легче гусиного перышка.

Клоссар подслеповатыми глазками окинул лист, крякнул, встал с кресла, налил себе кубок стоявшего на столе грога, отпил, затем подошел к Яну и протянул вино ему.

– Выпей, парень, а потом расскажешь, что это за такая сомнительная Чума…

Ян рассказывал всю ночь. Рассказывал все, что знал. Городские сплетни, слухи, бродившие по умам несчастных жителей Чартица, странные ночные происшествия. Стражи слушали внимательно, не перебивая парня и тот, обалдев от свалившегося ему на голову почтения со стороны очень, очень важных людей, взахлеб рассказывал о страшных событиях последних недель. О том, что погибла вся его семья – мать, старик дед и две сестренки, Андерас промолчал. Он чувствовал, что в данный момент его жалобы на жизнь мало кого заинтересуют.

Лишь однажды Палаш перебил парня:

– Сынок, ну-ка, расскажи нам еще раз о том, что увидел три недели назад этот фермер… как его там…

– Мирча Кулак?

– Да, он самый.

Ян попросил грога, и ему с готовностью налили полкубка. Выпив вяжущую жидкость, он снова поведал стражам о происшествии у домика старого Мирчи.

Месяц назад старый Мирча, живший на окраине леса к югу от Чартица утром зашел в свой обширный коровник и обомлел от ужаса – его скот валялся бездыханным на полу. Почти все коровы были мертвы уже несколько часов, а некоторые, жалобно мыча и суча копытами во все стороны света, издыхали. Фермер схватился за голову и побежал домой, куда вскоре вернулась с рынка его жена, которую чуть было, не побили на рынке за то, что она пыталась продать прокисшее молоко, выдавая его за свежее. Старуха была так потрясена, что когда Мирча добил ее известием о поголовном падеже коров, она лишилась чувств.

Клеменс Вейс прикрыл глаза, словно обдумывал что-то. Ян продолжал.

Комтур понял, что это было еще не самое страшное. Ночью, четырнадцатого мая Мирча вышел дежурить в поле, чтобы узнать, кто травит его коров. И, как рассказал он перед смертью старосте, задыхаясь сгустками собственной крови, идущей у него из горла, он увидел того, кто, по его мнению, мог навести порчу на скот. Единственное, что староста понял из его бреда, это слова о белой женщине с пепельным лицом. Еще он постоянно упоминал какой-то красный шарф, что она повесила ему над крыльцом. Всем стало так страшно после столь нелепой скоропостижной смерти, что народ забаррикадировался в домах, боясь выйти на улицу. И еще несколько человек, к которым ночью постучали, нашли на своем пороге красный шелковый шарф. Потихоньку началось. Многие засыпали здоровыми, а просыпались в луже собственной крови вперемешку с гноем. Кровавая жижа хлестала из всех отверстий на теле человека. Многие не просыпались вообще. В городе началась паника, стали искать виноватых. Вспомнили и о старой перечнице – знахарке Неле Добб. За сварливый характер многие считали несчастную повитуху ведьмой. Старуху бросили в пруд, где она не выдержала испытания водой и утонула. На этом не закончилось. Люди бежали на кладбище, вскрывать свежие могилы, обходили их с мальчиком на вороном коне, вспоминали, кто при жизни как-либо «странно» себя вел. А одному – почившему с миром бедолаге отрезали голову и вонзили кол меж лопаток лишь за то, что Вана Брик, эта сучка, вспомнила, будто через гроб покойного во время похорон перепрыгнула кошка. Чартиц вымирал на глазах. Дошло до того, что некому стало вывозить трупы из домов, и весь город превратился в одно большое кладбище. Лишь немногим счастливчикам удалось обмануть белую даму с красным шарфом.