Глава 2
ТАЙГА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ
Все заботы по уходу за мной старица Максимила переложила на узенькие плечи Настасьи. Проснувшись наутро, я обнаружил ее у изголовья своей лежанки. Улыбнулся и произнес (не прошептал, не просипел, а произнес совершенно нормальным голосом!):
– Привет. Ты давно здесь сидишь?
– Нет, – прозвенел валдайский колокольчик. – Как почивал, братец Коста?
«То я братуха, то братец», – усмехнулся я про себя. А вслух ляпнул:
– Отлично, сестрица Настасья. Скажи-ка мне, милая. Пока ты здесь, я во сне не говорил ничего греховного?
Молодуха покраснела как помидор. Наверное, говорил. Недаром же она так терпеливо сидела возле моей кровати, пошире развесив уши.
– Нет, родненький, – словно зачитывая текст, заранее составленный на бумажке, совершенно бесцветным голосом доложила Настасья. – Ничего греховного я не слыхала. Ты спал молча, милый.
Молча, так молча. Может быть, бабка и правда накануне изгнала из меня сатану? Или кто там во мне сидел? А вот что касаемо пневмонии, так я, на самом деле, не мог сейчас обнаружить в себе хоть какие-нибудь – хотя бы самые жалкие! – симптомы болезни. Ничего! Пусто! Ни сипов, ни хрипов, ни головной боли, ни лихорадки. Я проверил у себя пульс. Как у марафонца накануне забега. А ко всему прочему во мне наконец пробудился аппетит. Я хотел есть. Очень хотел есть!
– Ты меня чем-нибудь попотчуешь, Настенька? – спросил я, и молодуха тут же подскочила со своего табурета.
– Конечно же, миленький. Погодь немножко, я скоренько. – И не успел я моргнуть глазом, как былиночка легко выпорхнула за дверь.
А я торопливо начал разыскивать под лежанкой свою ночную вазу. Точнее, старую крынку...
На завтрак была миска холодной каши, кружка топленого молока и большая, еще теплая шаньга с голубикой. Я хлебнул молока, откусил от шаньги и принялся за кашу.
– Это шти, – пояснила мне внимательно наблюдавшая за мной Настя.
– Щи? – удивился я и подумал, а не брежу ли я по-прежнему? – Какие же щи? Это каша.
– Не щи, а шти, – рассмеялась моя сиделка. – Перловка со сметаной. Скусно?
– Ага.
Я подъел все без остатка, потом с удовольствием позволил Настасье избавить меня от тряпок, которыми меня накануне обмотала старуха, и смыть теплой водой с тела остатки липкой массы – она, подсохнув, стянула кожу и вызывала зуд. В заключение лечебных процедур я получил глоток горькой настойки и полную кружку горячего чая с сушеной малиной. Да, даже в детстве, когда я был маленьким и тяжело болел ложным крупом, вокруг меня и мама так не прыгала!
– Спасибо тебе, милая Настенька, – вяло пробормотал я, допив чай с малиной и расслабленно откинувшись на подушку. – Да воздастся тебе за твои заботы.
– Господь воздаст, – пробормотала девушка и, опять покраснев, поспешила из боковины, неся в руках невысокую стопочку пустой посуды.
А ко мне начали захаживать посетители. Мужики в домотканых холщовых рубахах и лаптях ни о чем не спрашивали и ничего не рассказывали о себе. Молчали и смотрели даже как будто мимо меня – куда-то в сторону, – теребя пышные бороды. Потом говорили перед уходом:
