Метафора в лексической системе современного немецкого языка - страница 3

То же самое можно сказать о блестящих метафорах Шекспира, причудливо разбросанных по всем его произведениям. Примечательно, что метафорическое выражение из «Ромео и Джульетты» Juliet is the sun превратилось в хрестоматийное и продолжает оживленно дискутироваться литературоведами и лингвистами по сей день как образец предикативной метафоры с далеко идущими импликациями, не поддающейся буквальному перефразированию.

И все же отношение к метафоре оставалось в течение длительного времени настороженным и крайне противоречивым. Так, Вольтер, считавшийся вольнодумцем своей эпохи, откровенно недолюбливал метафоры и старался, как он сам признавал, воздерживаться в философских диспутах от метафорических аргументов. Напротив, Жан Жак Руссо всеми силами поддерживал метафору как выражение вербального аффекта и приписывал метафорическому языку высокий ранг праязыка рода человеческого, тут же добавляя, что южные языки более аффективны и метафоричны и поэтому скорее отвечают этому почетному статусу, чем северные.

В защиту метафоры в разные годы выступали такие выдающиеся мыслители, как француз Анри Бергсон и испанец Ортега-и-Гассет, рассматривавший метафору как инструмент духовного познания, без которого на нашем ментальном горизонте образовалась бы фактически неосвоенная «вакуумная зона».

Во французской лирике XIX века (Аполлинер, Бодлер, Верлен и др.) метафора уже становится ключевым понятием. В поэтических текстах того периода начинают появляться «смелые» метафоры, элементы которых принадлежат к весьма отдаленным друг от друга и не соприкасающимся семантическим сферам. Классическое сравнение стало считаться немодным, непоэтичным и даже мелкобуржуазным (Bloch, 1960: 138f.).

Однако с момента опубликования знаменитого футуристического манифеста в начале ХХ века маятник вновь качнулся в обратную сторону, и многие писатели и поэты, включая немецких экспрессионистов (Эрнст Толлер, Вальтер Газенклевер и др.) и даже реалистов (Альфред Деблин), объявили настоящую войну метафорам. По их убеждению, литература, включая поэзию, должна быть сильной, динамичной и непосредственной, чего можно достигнуть, не прибегая к метафорике как якобы отжившему способу выражения.

Определенная настороженность по отношению к метафорам и недоверие к ним сохранились и после исчезновения с художественной авансцены футуризма и экспрессионизма. Известно, что такой тонкий знаток языка, как Франц Кафка, пытался всеми силами избегать метафор в своих произведениях, считая их «подозрительными», и тем не менее это ему не удавалось: сами названия двух его знаменитых романов – “Das Schloss” и “Der Prozess” – представляют собой не что иное, как метафоры с элементами символики.

Отметим попутно, что сходную амбивалентность по отношению к метафорическим обозначениям проявлял в первой половине XIX века известный австрийский поэт Николаус Ленау (1802– 1850), называвший метафору «продажной дочкой Мефистофеля» (bestechliches Töchterchen Mephistos). В то же время лирика самого Ленау отличалась яркой метафоричностью и романтической символикой в сочетании с пластичностью образов и колоритностью пейзажей (Краткая литературная энциклопедия, т. 4, с. 114. Москва: Изд-во «Сов. Энциклопедия», 1967).

Важную роль в прояснении метафорической сущности языка сыграла вышедшая в 1919 году монография Хайнца Вернера “Die Ursprünge der Metapher”, в которой автор впервые увязал происхождение этого языкового феномена с понятием