У мамы руки спрятаны за поясницей, и я включил полное освещение в комнате, встал посреди неё и вытянулся по швам, словно меня награждают. Мама вынула из-за спины плитку шоколада, который перестали производить ещё лет пять назад. Конечно, я не смог скрыть восторга, но не дал волю почти забытым чувствам. Принял небрежный свёрток с пометкой завода Верхнего Уровня и снял упаковку. Нежный запах поднялся до носа, у меня потекли слюни, я обвёл глазами родителей. Измученные работой и жизнью на Среднем Уровне, они были счастливы, пусть и смертельно уставшие. Я молча обнял обоих, решив потерпеть жуткий метиловый фон.
Конечно, я поделился, хотя и отец, и мама отказывались до самого конца, пока не пришлось самому отломить по кусочку и вложить в руки каждому, кто меня воспитывал и кормил эти восемнадцать лет. У меня не взмокли глаза, что странно. Я не испытывал нежности, но был безумно благодарен родителям не за сам шоколад, а за то, что он значит. Время и силы. Конечно, всегда хочется спросить про брата, но это сделает больно нам всем. Боюсь узнать, что на самом деле думает отец, давно переставший читать письма с фронта.
– Спасибо, я люблю вас.
– Ага. – Буркнул отец и махнул рукой. Знаю, он не мастак проявлять чувства, но природа возьмёт своё. Взрослый мужчина как обычно спрятался в ванной. Мы с мамой уселись на кровать.
– Как ты? – мама спрашивала и гладила меня по волосам, как в детстве, когда я долгими часами не мог уснуть, находясь в постоянной тревожности.
– Уже лучше. Хоть и боюсь всё равно.
– Это нормально. И я думаю, ты справишься.
– Вы правда отпускаете меня?
Мама разочарованно вздохнула и убрала руку, опустила глаза и чуть сгорбилась, наконец-то дав немного воли застоявшимся чувствам.
– Нам с папой очень тяжело. Твой брат, – мама как обычно избежала его имени, – бросил нас. Мы так и не смогли простить этого. Сколько бы писем он ни посылал, это ничего не изменит. Любой родитель боится потерять своего ребёнка, но смириться с предательством – уже совсем другое дело. Трудно его любить, и вот мы любим из тех сил, что остались. Мы и тебя любим тоже нисколько не меньше. Знаешь это?
Покрасневшие глаза мамы уставились в мои. У меня сбилось дыхание, настал тот момент, когда нельзя соврать ни себе, ни другому человеку.
– Знаю.
И я не соврал.
Папа отпросился с работы, мама тоже. Всю ночь я собирал сумки, зная, что и родители не спят. Сегодня мы попрощаемся на некоторое время, год как минимум. Невозможно спокойно видеть сны, зная, что разлука вынет из тебя сердце. Полночи я бесцельно пялился на плакаты, повторно проверял собранное и просто сидел на кровати. Будильник в соседней комнате загремел, а это значит, что осталась пара часов. Отец отвезёт меня на приёмный пункт и пожмёт руку. Мама обнимет, намочив слезами моё плечо. Я перестану быть чьим-то сыном, полностью перебравшись в распоряжение Багровой Армии.
Мы завтракали в тишине, из окна доносились звуки гимна. Город опустеет, лишившись немалой части людей, готовой впервые выйти за пределы Купола. Еда в горло не лезла. Я скромно выпил витаминной настойки и перетащил сумку из комнаты в прихожую. Маленькими шагами оставляю эти комнаты, этап за этапом, как по списку. Папа вышел из квартиры первым, чтоб подогнать машину. Мы с мамой остались внутри, сидя на стульях. Оба готовы чуть что сразу покинуть дом, заранее тепло одетые. Сегодня опять запустили симуляцию осени.
