Метамодернизм. Историчность, Аффект и Глубина после постмодернизма - страница 4

Но вместо того, чтобы оставить понятие и во многом довольно сырую концепцию, крайне уязвимую для критики, авторы решили продолжить свою борьбу не столько по свержению постмодерна, сколько по утверждению своей версии нового состояния культуры в качестве доминанты. Сделать это, разумеется, очень сложно. Но предлагаемая читателю книга – это определенно новый шаг в направлении реализации интенций метамодернистов. Изменилось ли что к 2017 году? И если да, то что именно? Собственно, авторы пишут практически то же самое, но более искусно. Главное, что прибавляется к концепции, это весомые аргументы, многочисленные ссылки и некоторая последовательность в изложении. Теперь ван ден Аккер и Вермюлен говорят так. Якобы закончившаяся История в том смысле, который вкладывал в данный тезис Фукуяма, не закончилась, и метамодернизм – свидетельство нового поворота Истории. Этот поворот сказывается, прежде всего, в искусстве, но также в политике и экономике. Очень важно, что это 1) не уже известные и хорошо описанные феномены, а 2) тенденции в культуре, которые не могут быть объяснены с помощью теории постмодерна, но 3) эти тенденции характеризуются выше названными колебаниями. Самое главное, теперь авторы теории призывают на помощь концепт британского теоретика литературы Реймонда Уильямса – «структуру чувства». Последнее представляет собой «специфическое свойство социального опыта… исторически отличное от других специфических свойств и позволяющее получить представление о временном периоде или поколении» (Williams, 1977, 131). Далее авторы вновь обращаются к префиксу.

Так, они в очередной раз проговаривают то, что новая структура чувства (метамодерн) располагается «наряду» (среди) более старых и даже более новых, но второстепенных структур чувства, которые Уильямс называл остаточными и развивающимися. По мнению ван ден Аккера и Вермюлена, деятели искусства (в самом широком смысле слова) эпохи метамодернизма все чаще заимствуют разные элементы культуры с мусорной свалки Истории – это то, что позволяет им взглянуть на настоящее и будущее по-другому. В этом смысле метамодернизм, провозглашая предрасположенность к модернизму, как другой модерн ничем не отличается от концепции альтермодерна французского куратора Николя Буррио (Bourriaud, 2015). Термин «между» вновь возникает в контексте префикса и вновь со ссылкой на Фегелина (но уже на другую его работу). Быть «между» все еще означает не бинарность, но тот самый маятник, который постоянно раскачивается между крайностями. Наконец, «после». С точки зрения Истории, метамодернизм приходит на смену постмодернизму. Это звучит особенно странно, потому что авторы постоянно акцентируют внимание на том, что не собираются хоронить постмодерн. Тем более что метамодерн, возникая в 2000-е годы, сперва развился из самого постмодерна, «а потом сместил, самолично заняв место доминирующей культурной логики западных капиталистических обществ» (ван ден Аккер, Вермюлен, наст. изд.).

Можно ли считать все это серьезной философией? В узком понимании этого слова метамодернизм нельзя назвать философией. Иными словами, авторы концепции стремятся избегать вопросов онтологии и эпистемологии, обозначая этими метками лишь место метамодерна на интеллектуальной карте, и сами не заходят на территорию метафизики, позволяя делать это некоторым авторам данного сборника. В статье 2010 года метамодернисты заявляли, что не претендуют на философскую глубину (как утверждали они сами, их концепция не научна, но эссеистична), а если выражаться точнее, то не считают метамодернизм философией. Теперь же они благообразно обходят этот вопрос молчанием. Иными словами, если кто-то посчитает, что проект метамодерна можно назвать философией, то, кажется, никто не будет против. Однако в широком смысле метамодернизм, конечно, является философией. Во-первых, его можно считать эстетической концепцией, философией культуры и в некоторой, хотя и не очень большой, степени социальной теорией, о чем я скажу позднее. Во-вторых, если не сами ван ден Аккер и Вермюлен, то соавторы сборника в своем большинстве постоянно обращаются к философии во всем ее многообразии – исследователи призывают на помощь Людвига Витгенштейна, Жиля Делеза и Феликса Гваттари, Гегеля (пусть и в интерпретации известной исследовательницы темы Катрин Малабу), Славоя Жижека, Эрнста Блоха, Люка Болтански и Эв Кьяпелло. Этими именами список мыслителей, считающихся философами, не ограничивается. Все эти авторы нужны, однако, не для того, чтобы что-то рассказать о них самих, но чтобы использовать их аналитический аппарат для объяснения тех или иных феноменов культуры. Отсюда, кстати, возникает серьезный вопрос: если мы используем для объяснения метамодерна уже существующие философские концепции, что в этой