Метаморфоза. Апостолы бытия - страница 15
Таких случаев множество, но особенно мне запомнился один, кардинально изменивший мою жизнь.
Мне 12 лет. Лето. Каникулы, пора беззаботного детского счастья. Начало июля. Школьные занятия еще далеко, где-то за горами. Каждый день, до позднего вечера, мы с друзьями пропадаем на реке. Сегодня пришли на новое место, незнакомое, неразведанное. Но это только возбуждает неутоленный энтузиазм исследователя. С восторженным визгом и гоготом всей ватагой бросаемся в манящую пучину. Что может сравниться с этими впечатлениями детства? Вода, как парное молоко. Я не просто плаваю, – живу в иной стихии, представляю себя хищной рыбой барракудой, властительницей морей.
Время идет, усталость наконец-то берет верх. Счастливые, утомленные, выбираемся на берег. Кто-то растягивается на травке, кто-то принимается строить замки из мокрого песка. Мое внимание привлекает крупная красавица стрекоза. Существо бесподобно: огромные фасеточные полусферы глаз перламутрово отливают на солнце, две пары перепончатых крылышек искристо трепещут, кажутся невесомыми, ярко-изумрудное точеное тельце и аметистовое брюшко гипнотизируют. Смотрю на насекомое, как на сокровище, медленно приближаюсь, занеся руку для броска. Останавливаю дыхание от азарта и делаю быстрое хватательное движение. Куда там? Упорхнувшая прелестница оказалась более ловкой. К тому же, как выяснилось, в процессе охоты я порезал руку острым листом осоки.
Досадливо чертыхнувшись, засовываю раненый палец в рот, ощущая на языке солоноватую влагу. Взгляд блуждает по сторонам и вдруг натыкается на Гену Кузнецова, стоящего на крутом обрывчике неподалеку, изготовившегося к прыжку. Загорелое рельефное тело будто лучится на солнце здоровьем и энергией, дерзким вызовом к жизни. Это наш лидер, самый сильный и волевой в классе. Он всегда и во всем – первый (кроме учебы, разумеется). Любой из нашей кампашки старается быть похожим на него.
Генка пружинисто отталкивается ногами и прыгает так, как умеет только он – бесшабашно, головой вперед, плотно прижав руки к телу.
Фонтан брызг и… ничего.
Только медленно расходящиеся круги на помрачневшей вдруг водной глади пруда.
Слышатся голоса:
– Где он? Куда пропал?
Через пару секунд я замечаю медленно всплывающее тело, краешек смуглой спины показывается над водой. И все. Никакого движения.
– Да он придуривается, как обычно.
Знаю, такое возможно, наш вожак обожал розыгрыши. Но секунды идут, ничего не меняется. Рядом с колышущейся в воде гривой темных волос мелькает вдруг тень стремительной рыбешки.
Нам становится страшно. Не сговариваясь, в едином порыве бросаемся к другу и выволакиваем его вялое, ставшее вдруг жалким, тряпичным тело, на берег. Живой! Дышит. Глаза осмысленные, но полностью обездвижен.
Потом я узнал, что у Геннадия перелом шейного отдела позвоночника, полный паралич. Не повезло, слишком неглубоко оказалось в том незнакомом месте. Вытяни он руки вперед во время того рокового прыжка и все обошлось бы. Но, тогда это был бы не наш Генка.
Лечение не помогло. Два года он лежал обездвиженный. Оберегая детскую психику, нас не пускали к больному. Да мы и сами не стремились. Детство эгоистично. Удивительно, но в этом возрасте по-другому смотришь на болезни, смерть. Они где-то далеко, незрелое сознание отторгает, избегает их. Только потом, повзрослев, понимаешь шокирующую правду пережитого.
После того случая я видел Генку всего один раз. Видимо, предчувствуя неизбежное, его родители как-то пригласили к себе нас, его друзей. Робко, словно стыдясь чего-то, мы зашли в плотно зашторенную спальню, будто в иной мир. Вначале я не заметил его в полумраке, затем – не узнал. Хрупкое, истощавшее за годы паралича тело было почти неразличимо под одеялом. Только голова, провалившаяся в мягкую подушку. Черные засаленные волосы, бледное лицо, впалые щеки, синюшные тонкие губы, капельки нездорового пота на мраморном лбу. И глаза, недетские, постигшие какую-то жестокую правду. Его взгляд испугал меня, в нем не просто не было азарта, жажды жизни, вызова, к которым мы так привыкли, нет, там не было надежды. Он смирился. И это было ужасно (Уже повзрослев, я понял, что не увидел всего. Стеганое одеяло заботливо скрыло от детских глаз страшный реалистичный оскал приближающейся смерти: клеенка с тряпицей, пропитанной мочой, выпирающие, обтянутые сухой кожей, кахексичные ребра, распухшие, негнущиеся суставы и жуткие, многочисленные, гниющие пролежни).