Казенщина.
Молча сижу за куцым столиком, загроможденным стопками рабочих бумаг. Упитанный, небритый старший лейтенант напротив, сосредоточенно заканчивает протокол с моими показаниями.
Для меня такое не в новинку. Привычное дело. Сколько раз мне приходилось выступать свидетелем чужих смертей.
Смотрю в незашторенный проем давно немытого окна. За стеклом продолжается жизнь, будто и не случилось ничего. Город бодрствует, энергичный, равнодушный, циничный.
Сознание возвращается на час назад. Перед мысленным взором вновь возникает взгляд мальчишки в торговом центре. Его маленькое изломанное, изуродованное взрывом тельце уже остывало, но в глазах еще искрился лучик сознания. Еще секунда, и расширяющиеся зрачки, словно занавес, отгородили отходящий дух от мира живых.
Сколько раз я видел лик умирающего? Сколько раз пытался поймать в угасающих глазах тонкую тень испуганной души, отлетающей в иные дали? Сотни, может быть – тысячу? И я помню каждый случай, это навсегда впечаталось в мозг. Иногда эти глаза снятся мне в кошмарах, взывают, молят, укоряют. К такому невозможно привыкнуть.
Меня вдруг накрывает липкий серый полог полнейшей безнадеги. Судорожно вздохнув, роняю голову на руки.
Этому не видно конца.
Вся моя прóклятая жизнь, с самого рождения, сопровождается нескончаемой фатальной чередой смертей. Свою мать я видел только на фото, она погибла, рожая меня. Но это было только начало. Безжалостная память в который раз бросает мне в лицо вереницу черных эпизодов моего детства:
Мне 4 годика. Осень. Огороженный дворик детского сада. Яркая, пухленькая, светловолосая подружка Настя, катая за щекой сладкий леденец, с хохотом бегает за мной, играя в догонялки. Вот оно, незатейливое детское счастье. Вдруг девочка спотыкается, падает на колени и судорожно хватается руками за горло. Лицо ее стремительно синеет. Даже я, малыш, понимаю – бедняга подавилась конфетой. Истерично зову воспитательницу, чувствуя, как по штанине струится что-то горячее. Кругом суета, толкотня, крики, но, уже поздно.
Мне 6 лет. Ранняя весна. Домашний двор. Детвора. День клонится к вечеру. Мы с азартом сооружаем снеговика из липкого, начинающего подтаивать снега. Работаем с азартом, энтузиазмом. Мимо проходит соседка тетя Маша, бережно толкая перед собой детскую коляску. Вот уже стена родного дома, дверь подъезда в десяти шагах. В туже секунду, с края крыши срывается огромная, сверкающая в лучах заходящего солнца сосулька и, словно смертоносная торпеда, с ускорением несется вниз, прямо на голову молодой мамочки. Жуткий хруст и… я не могу оторвать взгляда от раздробленного окровавленного черепа женщины, нелепо распростертой на тротуаре. Из детской коляски слышится слабое раздраженное хныканье.
Мне 9 лет. Осень. Время, после уроков. Безлюдный пустырь за гаражами. Старшеклассник Ленька вызвал меня на поединок, мальчишескую разборку. Прежде я долго терпел его подначки, но сегодня понял: если отступлю сейчас, будет только хуже. Надо драться. Кучка школьных ранцев лежит подле, на жухлой траве. Пять или шесть ровесников стоят рядом. Глаза возбужденные, жаждущие зрелища, крови. Задира делает ловкий выпад, и я пропускаю удар в живот. Больно! Тело сгибает пополам. Огненным шаром в мозгу вспыхивает первобытное бешенство. Бросаю ненавидящий взгляд на обидчика, готовый идти до конца, но тот вдруг резко бледнеет и кулем валится на землю. Через неделю я узнал, что причиной его смерти стал сахарный диабет, не обнаруженный вовремя.
