– Посмотри на него. Внимательно посмотри. Почему его нужно жалеть? Разве он не такой же живой человек, как мы с тобой?
Удивлённая (у Верити тяжёлая рука!), я покаянно замотала головой.
– Ну и нечего тут, – продолжила подруга, блестя глазами. – Ему не жаль, и мне не жаль, что он такой, какой есть. И не смей его жалеть.
Сказала как отрезала.
У Себа есть профессия. Он выучился на пекаря и уже три года трудится в пекарне по соседству. Там его все любят: он вежлив с покупателями и не отлынивает от работы. Себ делает самые вкусные на свете пирожные с заварным кремом – пальчики оближешь!
Больше всего в доме Верити мне нравится кухня. Здесь всегда тепло и уютно. Стены выложены бордовой плиткой, а мебель – из тёмного дерева. Не сказать, что кругом беспорядок, но на полках груды всякой всячины, что-то висит на крючках, какие-то картинки в деревянных рамках, и среди этого аккуратного хаоса очень приятно посидеть и отдохнуть. Верити обнимает меня за плечи, и мы стоим так некоторое время.
– Да, папа, хочу тебя спросить… Леора кое-что видела сегодня – публичное нанесение знака на площади. Ты ничего об этом не слышал?
Саймон отрывается от кипы газет, которые он складывал в стопку, его руки замирают в воздухе.
– Да, я что-то слышал.
– Мэр Лонгсайт был на площади, а какого-то человека отметили знаком Забвения. – Последнее слово Верити взволнованно шепчет, словно ругательство, которое решилась в конце концов произнести вслух. – Это был знак во́рона. Ведь так, Лора?
Я согласно киваю.
– Как старомодно! – беспечно отвечает Саймон. Он поворачивается к плите и включает под кастрюлей газовую горелку. Кажется, разговор окончен, но Верити не отстаёт.
– Такие церемонии всегда проводят на площади? Почему же я никогда не видела ничего подобного?
Саймон со вздохом убавляет газ и поворачивается к нам, облокачиваясь на гладкий гранитный стол. Потирает щёку, ещё больше взлохмачивая бороду, и произносит:
– Если кого-то объявляют забытым, то делают это на площади. Давно такого не было. Я уж и не помню, какие там правила. А некоторые, между прочим, должны бы и сами об этом знать, если собираются работать в правительстве.
Саймон подмигивает Верити, и она недовольно закатывает глаза, а потом говорит уже спокойнее:
– Папа, а кого-нибудь из твоих знакомых объявляли забытым?
Саймон помешивает содержимое кастрюли, и по кухне разливается умиротворяющий аромат куриного рагу. Он долго молчит, словно передумал отвечать, но потом всё-таки произносит:
– Да, я знал такого человека. Мне было очень тяжело это пережить, дорогая.
Саймон поднимает голову, и я с изумлением вижу, что его глаза блестят от сдерживаемых слёз. Неужели он говорит о папе?
– Давайте сменим тему, девочки. Не стоит бередить старые раны. Леора, ты останешься с нами поужинать?
Мне очень хочется ответить «да» и не возвращаться домой, но я знаю, что так нельзя.
– Спасибо за приглашение, но мне пора. Мама будет волноваться.
– Передай Софи привет и скажи, что пришло время выбраться куда-нибудь развеяться. Мы с Джулией сверим графики дежурств и найдём свободный вечер.
Я киваю и прощаюсь с хозяевами. Хорошо, что о маме есть кому позаботиться.
Верити провожает меня до двери.
– С тобой точно всё в порядке?
– Да, конечно, не беспокойся.
Я улыбаюсь и стараюсь выглядеть как обычно, но, боюсь, вид у меня не самый радостный.
– Ладно. Так я зайду к тебе завтра? Можем готовиться к экзаменам вместе, если хочешь.
