Факт развития и возможность ошибки подразумевают, что ценностные суждения формулируются в разных контекстах. Есть контекст роста, в котором познание человеческой жизни и деятельности возрастает в объеме, точности, проработанности и в котором ответы прогрессируют от ценностей приятного к витальным ценностям, от витальных ценностей – к социальным, от социальных – к культурным, от культурных – к личностным и от личностных – к религиозным. В таком случае превалирует открытость к дальнейшему продвижению[19]. Прошлые завоевания организуются и консолидируются; но они не замыкаются в закрытую систему, а остаются неполными, то есть доступными для дальнейших открытий и достижений. Свободная вера субъекта в новые перспективы имеет возобновляющийся характер, и при всем том нет такой высшей ценности, которая заключала бы в себе все остальные. Но на вершине восхождения от изначального инфантильного комплекса потребностей, желаний и воздаяний нас ждет глубоко укорененная радость и прочный мир, сила и бодрость пребывания в любви с Богом. В той мере, в какой эта вершина достижима, высшая ценность – это Бог, а прочие ценности суть выражения Бога, любви Божьей в этом мире, в его стремлениях и его цели. В той мере, в какой любовь к Богу достигает полноты, ценностью становится всё, что мы любим, а злом – всё, что мы ненавидим, так что, по словам Августина, если человек любит Бога, он может делать, что хочет: Ата Deum etfac quod vis. Тогда эмоциональность монолитна: дальнейшие достижения встраиваются в предыдущие. Отпадения от благодати совершаются реже и исправляются быстрее.
Но постоянный рост, судя по всему, – редкое явление[20]. Случаются отклонения от него, вызванные невротической потребностью. Случается, что люди не решаются отказаться от устоявшейся рутины и устремиться к неизведанному, но более богатому способу бытия. Случаются ошибочные попытки успокоить нечистую совесть игнорированием, умалением, отрицанием, отвержением высших ценностей. Шкала предпочтений искажается. Чувства грубеют. Во взглядах человека возникает крен, в его мораль прокрадывается рационализация, в мышление – идеология. В результате человек может возненавидеть истинное благо и возлюбить настоящее зло. И это бедствие способно постигнуть не только индивидов. Оно может случиться с группами людей, с нациями, с блоками наций, с человечеством[21]. Оно может принимать различные, противостоящие друг другу воинственные формы, разделяющие человечество и грозящие цивилизации уничтожением. Таков монстр, существующий в наши дни.
В скрупулезном и проницательном исследовании человеческого действия Жозеф де Финанс провел различение между горизонтальной и вертикальной свободой[22]. Горизонтальная свобода – это осуществление свободы в определенном горизонте и на базе соответствующей экзистенциальной позиции. Вертикальная свобода – это осуществление свободы, при котором совершается выбор этой позиции и соответствующего горизонта. Вертикальная свобода может быть имплицитной: осуществляться в ответ на мотивы, ведущие человека к еще большей подлинности, или в игнорировании таких мотивов и в скатывании ко все менее подлинной самости. Но она может быть и эксплицитной. Тогда человек реагирует на трансцендентальную идею ценности, определяя, что́ ему стоит делать с собой и что ему стоит делать для ближнего. Человек создает себе идеал человеческой реальности и свершения и посвящает себя этому идеалу. По мере возрастания познаний человека, по мере обогащения его опыта, по мере его усиления или ослабления его идеал может пересматриваться, и такой пересмотр может совершаться неоднократно.
