Методы экономических исследований: учебное пособие - страница 9

Маржинализм в лице австрийской школы еще более по сравнению с классической школой усилил общий рациональный элемент в модели «экономического человека», и во все большей степени сделал этого homo oeconomicus человеком оценивающим и человеком выбирающим.

Альфред Маршалл и кембриджская школа в значительной степени подвергли пересмотру существовавшие до них модели «экономического человека» и сделали шаг к синтезу маржинализма и классики в экономической антропологии. Кроме того, трактовка homo oekonomicus у Маршалла является, пожалуй, не сколько теоретической, а более психологической и практической. А на практике реальный человек способен быть не только эгоистом, но и альтруистом, и не только вести себя строго рационально, но и проявлять импульсивность и непредсказуемость:

«Они (экономисты. – А.О.) имеют дело с человеком, в своей хозяйственной жизни руководствующимся в большей степени эгоистическими мотивами и в такой же мере учитывающим эгоистические мотивы других, с человеком, которому присущи как тщеславие и беспечность, так и чувство наслаждения самим процессом хорошего выполнения своей работы или готовность принести себя в жертву ради семьи, соседей или своей страны, с человеком, которому не чужда тяга к добродетельному образу жизни ради собственных достоинств последнего. Они имеют дело с человеком как таковым; но, обращаясь преимущественно к тем сторонам его жизни, где действие побудительных мотивов столь постоянно, что оно может быть предсказано, и где оценку их силы можно проверить по их последствиям, экономисты строят свою работу на научной основе»[32].

Еще раньше Маршалл позволил себе поиронизировать над предыдущими схемами homo oeconomicus:

«Но и нравственные мотивы также входят в число сил, какие экономист должен учитывать. Предпринимаются, правда, попытки сконструировать некоторую абстрактную науку о действиях «экономического человека», свободного от всяких нравственных принципов, расчетливо и энергично, но вместе с тем методически и эгоистично наживающего деньги. Однако эти попытки успеха не имели, да и осуществлялись они весьма несовершенно. Ни одна из них не рассматривала экономического человека как чистейшего эгоиста: никто другой не берет на себя такой тяжкий труд и не подвергает себя таким лишениям в бескорыстном стремлении обеспечить будущее своей семьи, причем всегда подразумевалось, что нормальные побудительные мотивы его деятельности включают в себя чувства привязанности к семье. Но если в эти мотивы входят и указанные чувства, почему к ним не следует причислить и другие альтруистические мотивы деятельности, которые настолько широко, повсеместно и во все времена распространены среди всех классов, что их наличие можно счесть общим правилом?»[33].

В результате, по Маршаллу, экономисты создают свою абстрактную модель «экономического человека», которая, хотя и является абстрактной (т. е. основанной на отвлечении от некоторых качеств этого человека), тем не менее ее можно считать вполне соответствующей реальному homo oeconomicus.

Джон Мейнард Кейнс, точно так же, как Маркс, в своем фундаментальном труде «Общая теория занятости, процента и денег» больше оперировал с безличными и функциональными понятиями, чем с психологическими и антропологическими. «Экономический человек» Кейнса «глубоко запрятан» в функциональный микро– и макроэкономический анализ «Общей теории» и лишь изредка «высовывает» оттуда «свою голову». Например, это происходит тогда, когда Кейнс исследует проблему «склонности к потреблению» у отдельного индивида: