И тут на глазах остолбеневших от изумления товарищей Пакет согнулся в три погибели и с рыданиями начал биться головой о землю.
– Чет и мне тоже как-то не по себе… – через пару-тройку секунд пробормотал Репа, морщась и потирая виски. – Мазафака…
– Боюсь, что про морру – это был не гон! – более тертый жизнью и потому более «толстокожий» Бабай окинул быстрым оценивающим взглядом остальных. – Стопудово валить надо! Мужики… Эй, вы чего?
По обычно невозмутимому, а теперь словно закаменевшему лицу Шахара потекли слезы, Буль выглядел – словно любимого брата схоронил. Умник что-то шептал, глядя перед собой остановившимся, мертвым взглядом. Оба стажера вообще скорчились возле волокуши, причем Кот уже всхлипывал, а О’Хмара, бессильно запрокинув белое, почти бескровное лицо к небу, изо всех сил тер правую сторону лба. У парня снова начались эти его головные боли, о которых бригадир был в курсе.
– Так, народ! – рявкнул он, изо всех сил пытаясь подавить ощущение чернейшей тоски и безнадеги, что неукротимо наваливалось на него откуда-то извне. – Харэ мне тут медузами растекаться! Встали, встали! Мужики вы или где? Пакет, хорош выть, будто тебе яйца отрезали! Буль, встряхни его и сам встряхнись! Кот, О’Хмара, если вы сейчас же не придете в себя, этот рейд станет последним в вашей охотничьей карьере! Шахар, Умник, соберитесь, мать вашу! Я один, что ли, эту хрень поволоку? Давайте-давайте, очухивайтесь!
Крича во всю глотку и раздавая пинки и тычки, Бабай метался от одного охотника к другому, и понемногу его «терапия» возымела эффект: народ встрепенулся и малость ожил. Шахар и Умник первыми впряглись в волокушу, всхлипывающие стажеры заняли привычные места позади поклажи, чтобы придерживать ее на поворотах. Остальные рассредоточились вокруг – все, кроме Пакета. Тот продолжал скулить и ползать по земле.
– Буль! – гаркнул бригадир, показывая здоровяку на истерящего и все призывающего неведомую Светку простить его коллегу. – Займись!
Буль шагнул к извивающемуся в пыли телу и уже протянул руку, чтобы схватить Пакета за шиворот и как следует встряхнуть, но тот вдруг сам резко поднялся. В руке его, словно сам собой, возник карабин, ствол которого Пакет упер себе в ямку между шеей и подбородком.
– Светка… прости… – прошептал он одними губами.
Сухой щелчок осечки прозвучал громче выстрела. Спустя еще мгновение Буль ударом ноги выбил оружие из рук товарища.
Следующим ударом – на этот раз кулака – он отправил несостоявшегося самоубийцу в нокаут.
– И проблем меньше! – пробурчал бывший «браток», привычно потирая намозоленные костяшки.
– Сам его теперь и потащишь! – предупредил Бабай, подпрягаясь к остальным «лошадкам». – Дуй вперед, будешь задавать направление и скорость. Репа, паси тылы и постарайся, чтобы никто не добрался до наших задниц! Пацанва, не раскисать! Все, взяли-потащили!..
Мост пролетели, можно сказать, на крейсерской скорости, крича издалека охранникам, чтобы готовились встречать следующих по пятам бригады неведомых дорогих гостей. Или гостью?..
Отчаянно молясь, чтобы снова, по закону подлости, не прилетела какая-нибудь хищная дрянь, миновали место давешней битвы с гарпиями, о которой теперь напоминали только бурые кляксы на дорожном покрытии да редкие, прилипшие к ним черные перья разного размера. Сор-горинцы уже спешно освобождали проход в защитном валу, растаскивая в стороны особо крупные ветки и жерди.
