Никогда и никому я не завидовал, подумал Сазонов с каким-то жестоким чувством. Слышите?
– Можно? – спросил он старшего адмиральца.
Тот подумал и кивнул.
– Чудесная машинка, – сказал Сазонов, вытянул руку с «питоном», прицелился в темноту. – Отличная просто. Сорок четыре магнум, говоришь?…
Никому. Разве что Ивану – его девки любят. Иван, Иванядзе, Фигадзе.
И еще одному человеку…
– Как там ваш генерал? – спросил Сазонов небрежно. – Все воюет?
Адмиралтейский покосился на него со странным выражением на лице.
– Мемов-то? А что тебе наш Мемов?
– Да все хочу спросить. Вот вы живете на Адмиралтейской, верно? А главный у вас почему-то генерал.
– А тебе какая разница?
– Да странно просто.
В тот же момент Гладышев шумно высморкался. Прочистил горло, смачно сплюнул под ноги, посмотрел на всех выпуклым черным глазом. Другой глаз прищурен. Красавчик, елки. Морда кирпича просит – и не одного. Адмиралтейские нехорошо замолчали.
– Че? – Гладышев повел плечом. – Не нравлюсь?
– Да как-то не особо, – сказал адмиралец с «костылем».
– Ну простите! Не целоваться пришел.
Впервые в жизни Сазонов был благодарен хамским манерам Гладыша. Какое совпадение, этот придурок ему помогает. Пусть и нечаянно…
– Спокойно, мужики, – Сазонов неторопливо поднялся. – Без обид. Он сейчас извинится. Гладыш?
– Ась?
Адмиральцы переглянулись. Старший блокпоста протянул руку за своим револьвером…
– И вот еще что, – медленно произнес Сазонов, держа в руках чужой «кольт-питон». – Как раз хотел спросить…
* * *
– Это не коммунисты, – сказал Водяник.
– Это не коммунисты, – произнес другой голос. Но тоже очень знакомый. – Это бордюрщики.
Иван резко повернулся. На входе в служебку стоял высокий плечистый человек, лицо благородное, чистое, тонкий нос, льдисто-серые глаза. Длинный плащ на нем был грязный и в прорехах, словно хозяина пытались из него выбить. Через плечо перевязь с кобурой, оттуда торчит рукоять револьвера.
– Каждый охотник желает знать… – сказал Иван. Человек поднял взгляд, улыбнулся знакомой кривоватой улыбкой: – …где сидит Сазан. Привет, Сазонов! С возвращением.
* * *
Вадим Сазонов происходил из местного «дворянства» – как в шутку называли рабочих метростроя и служащих метро – дежурных, техников, машинистов. На станции они (вместе с ментами) образовывали элиту, правящий класс. Сыну машиниста с детства была уготована карьера: от бригадира по уходу за туннелями до помощника коменданта. А там, глядишь, и комендантом бы стал – годам к тридцати. Впрочем, подумал Иван, может, еще станет…
Однако Сазонов, как говорили на станции, «взбрыкнул» и напросился в группу разведчиков. Его пробовали отговорить – бесполезно. Уперся до последнего, как заклинившая герма. Сначала Косолапый настороженно относился к странному новичку, все норовил поддеть, проверить на слабо. Еще бы – пижон, выскочка, голубая кровь. А туда же – в диггеры! Но после заброски в Андреевский универмаг, когда новичок прикрывал отход группы (хладнокровно отстреливал одну за другой павловских собак), даже Косолап сдался. Сазонова приняли как равного.
И теперь он не мент, не машинист. Коренной диггер.
Но по шее он у меня все равно получит, подумал Иван. По-нашему, по-диггерски…
– Чем порадуешь? – Постышев смотрел исподлобья.
– Ничем, шеф, – сказал Сазонов. – Хороших новостей у меня для вас нет, Глеб Семеныч, извините. Туннели прочесали, раз. Никаких следов, никто не проходил, никто ничего не видел. В вентухах и ТДПшках пусто – это два. Мы дошли до блокпоста Адмиралтейской. «Адмиральцы» клянутся, что никого не видели. Это три. – Он помолчал. – Такие вот фиговые новости…
