– Ясно, – дрожащим голосом ответила Кроха.
Фонарь моргнул раз-другой и погас. Сердце дернулось так, что в затылке закололо.
– Тьфу ты! Кати, малой, а я подзаряжу. Найти бы его еще… дерьмо на палочке. А, во!
Псина заскрипел динамо-машиной. Темень стояла кромешная, все звуки стали гораздо громче. Арина могла поклясться, что тихий девичий голосок шепнул прямо на ухо: «Беги!..». А вскоре что-то мягкое и холодное коснулось щеки.
Захотелось бросить все и бежать, куда попало, лишь бы не сидеть в окружении невидимой нечисти. Пытаясь вырваться из цепких лапок страха, девушка изо всех сил навалилась на рычаг. Только бы скрипы, стуки и скрежеты заглушили потустороннюю какофонию.
– Гони, пацан, гони! – прикрикнул дикий. – Ох, ты ж, ё…
– Что там?!
Торгаш сидел напротив и отлично видел все позади беглянки.
– Не оборачивайся! Паря, не вздумай обернуться!
– Да что там?! – взвизгнул «паря».
– Резче! – не своим голосом рявкнул барыга. – Еще быстрее! Топи, как в последний раз!
В висках гудело, под веками плавали разноцветные пятна. Легкие рвало на каждом вдохе, в селезенку словно вонзили нож, плечи жгло огнем. Но Кроха продолжала дергать рычаг, как в припадке. Откуда только силы брались.
– Давай! – верещал челнок. – Еще немного! Еще чуть-чуть!
Вдали забрезжили рыжие отсветы. Костер! Тут, как по волшебству, зажегся фонарь.
– Все, пацан. Выдыхай. Мое уважение.
Она свесилась за борт и сжалась в приступе рвоты. Казалось, вот-вот выблюет всю требуху. Когда спазмы унялись, откинулась на спинку и безучастно уставилась в потолок. Поставь на грудь бутыль молока – и вышло бы масло.
– На, глотни, – Псина протянул мятую фляжку. – А то сдохнешь еще. Нам ведь до Алабинской катить, а дважды этот трюк не срабатывает. Как правило, гы.
Дикий загоготал во всю пасть. Кроха кое-как повернула голову. Позади, понятное дело, не было ничего, кроме мрака.
– А ты неплох, – сквозь смех пролаял гаденыш. – Гнал, как бешеный! Никогда такого не видел.
Ей нестерпимо захотелось врезать ублюдку, жаль, пошевелиться не могла.
– Ничего, привыкай! Аномалии-хреналии – самые опасные! А-ха-ха!
Ежи сказали, мне стоит согласиться. А кто я такой, чтобы спорить с ежами?
Егор Ежов, «Ежовые заметки»
Дозорный шагнул на пути и поднял ладонь. Бойцы слева и справа от старшего вскинули автоматы.
– Стоять! Стрелять буду!
Проныра нехотя потянулся к тормозу.
– Это я, Псина!
– Да хоть Савва Второй. Приказано всех шмона… то есть, досматривать.
Дрезина остановилась. Великан в камуфляже неторопливо обошел ее, постукивая прикладом по всем на его взгляд подозрительным местам.
– Ну, хорош, телегу не порть!
– Я тебе рожу попорчу, если не хлопнешь варежкой.
Арина не видела лица грубияна из-за балаклавы, но глаза показались мутными, как у дохлой крысы.
Нарвавшись на хищника покрупнее, барыга быстренько поджал хвост и простонал:
– Шмонали уже, начальник.
– Возможно, – тот щелкнул по баку и прислушался. – Но то – «туда», а теперь – «оттуда». И мне надо знать, что везешь в свою помойку.
– Чай и сала кусок. Будто на вашей помойке много ценного водится.
– Может, и водится. Смотря, что считать ценным, – философски изрек бугай. – Кто это с тобой, кстати?
– Пацан какой-то. Попросил до Алабинской подбросить.
– О, еще и бомбилой устроился?
– А почему бы и нет? Патроны лишними не бывают.
– Твоя правда. Бак открой.
– Но…
– А рот – закрой.
Торгаш отпер замок и скрестил руки на груди. Мол, чистый я, а тебе пусть будет стыдно за шмон честного человека. Дозорному стыдно не стало. Наоборот, он посветил под крышку и наморщил нос.
