Тем временем запалили костерок и водрузили на огонь неизменный чайник. Уже через несколько минут получивший свою кружку Симонов привалился к стене и с улыбкой слушал очередную байку усатого. Дежурство в северном туннеле почти не отличалось от дозора в южном. Разве что здесь все же казалось опаснее.
Сколько раз, бывало, Влад с Михой и Глебом затихали и, судорожно вцепившись в автоматы, вглядывались и вслушивались во тьму, когда раздавался какой-нибудь шум, казавшийся им подозрительным. Однажды чуть не открыли огонь по сунувшемуся к станции без предупреждения сталкеру (мужик так и не понял, что был на волосок от смерти). Как-то увидели большую то ли крысу, то ли собаку – их по нынешним временам часто путали – однако та вовсе не стремилась нападать и вообще, видимо, забрела в их туннель абсолютно случайно – посверкала оранжевыми глазищами и скрылась.
А здесь, в южном туннеле, – абсолютная тишина. Причем вовсе не мертвая или зловещая, а самая обычная.
– Ну и как тебе, малец? Не боязно? – спросил у Влада высоченный боевик с мясистым лицом и почти бесцветными светло-голубыми глазами.
Парень покачал головой и ответил первое, что пришло в голову:
– Очень спокойно.
– Вот!.. – протянул другой. По сравнению с первым он был невысокий и очень худой, но под водолазкой серого цвета бугрились мышцы, а резкость и быстрота движений удивляли.
«Пожалуй, вздумай эти двое выяснить отношения, неизвестно, кто одержит верх», – подумал Симонов.
– Те, кого скрывает мгла, наблюдают за тобой постоянно. Они хотят, чтобы ты думал, будто здесь никого нет, влияют на тебя ментально, успокаивают… – продолжал боец. – Знаешь ли ты, кто такие сновы?
Влад качнул головой.
– У… братец, – состроив зловещую гримасу, произнес другой боец: смуглый и во всем черном. – Это призраки такие. Сами они чернее черного, а глаза алым светятся…
– А с чего вы взяли, будто призраки? – поинтересовался парень. – И как разглядели, если они черные? Туннель ведь не освещен.
Он спрашивал абсолютно серьезно, потому искренне удивился и растерялся, когда боевик громко загоготал, а затем к нему присоединился и его приятель, первым заговоривший о сновах. Сдерживаться они и не подумали, словно совершенно не боялись привлечь внимание обитателей южного туннеля; наверное, не верили, будто те вообще существуют, просто хотели подшутить над новичком.
– Ай, молодца! Далеко пойдет, да, Валерка? – отсмеявшись, спросил смуглый.
– Вполне может, – смерив Влада оценивающим взглядом, заметил тот.
Симонов же теперь прислушивался не столько к разговору, сколько к продолжавшему греметь по туннелю эху. Почему-то оно казалось необычным, лишь частично похожим на смех, а еще раздавался странный перестук. Винт как-то изображал похожий, бряцая ножом по пустым жестяным кружкам. Он утверждал, будто именно такой звук сопровождал несущиеся по туннелям поезда.
«Только этого не хватало!» – подумал Влад, сглотнул и, закашлявшись, немедленно приложился к кружке. Стук стал ослабевать, а затем исчез вовсе. Рассказывать о нем точно не стоило: засмеяли бы.
– А ты лучше бы, чем зубоскалить, поддержал приятеля, – заметил означенный Валерий. – А то ж совсем разочаруем мальчишку. Они ведь в своем северном глядят на нас чуть ли не как на небожителей, а оказывается, у нас работа абсолютно такая же, даже еще тише. Никто к нам не лезет, ни от кого не отстреливаемся.
– Эка ты хватил, – фыркнул бородатый мужик за тридцать с гладко выбритой головой – Александр Молчанов, один из немногих, кого Влад запомнил по имени. – Сталкеры – вот, кто нынче кумиры молодежи. Верно, парень?
