– Давай еще выпьем, – предложил Витек и рывком сорвал с бутылки пробку.
Они выпили и с минуту молча жевали давно остывшие котлеты.
– Позавчера, – Витек мельком взглянул на настенные часы, – нет, уже получается позапозавчера… короче, утром в четверг поезд переехал девчонку. Разрезал на части.
– Сама бросилась?
– Нет.
Повисла пауза, во время которой Милашкин остервенело тер губы бумажной салфеткой, а Андрей смотрел ему в переносицу.
– Кто-то положил на рельсы в тоннеле – метрах в двадцати от выезда на платформу. Уже мертвую. Экспертиза так определила. А еще все признаки изнасилования нашла: сперму, синяки на руках, на внутренней части бедер…
– Маньяк?
Витек помотал головой.
– А кто?
– Откуда мне знать?! – зло выкрикнул Витек. – Вполне может быть, что кто-то из наших!
– Как это?!
– А так! Ты что, никогда не слышал, как менты девчонок к себе на пункты таскают и там насилуют? Летом две тысячи пятого начальника угро одного из отделов УВД на метрополитене на три с половиной года закатали за то, что девчонку прямо у себя в рабочем кабинете испоганил. А им по фигу – все равно таскать продолжают!
– А чего девчонки-то туда идут?
– А ты попробуй не пойди! Все ж отработано. Едет какая-нибудь одна поздно вечером, к ней мент в форме, под козырек берет: «Ваши документы». Она паспорт или студенческий дает, тот начинает его так и эдак крутить. Если регистрации нет, разговор вообще короткий. А если и есть, все равно прикапывается: «А это точно ваш документ? Москвичка, говорите? Тогда быстро перечислите нам все цирки Москвы? А вокзалы?» Викторину, понимаешь, устраивают… А вот ты с ходу, не запинаясь, сможешь назвать все девять вокзалов? Начнешь перечислять – обязательно собьешься… Кладут документ в карман – и быстрым шагом в пункт охраны правопорядка. А девчонка, как собачонка, за ними трусит. Плачет, твердит, что на последнюю электричку опоздает. Но трусит. А куда ей без документов-то? Была б постарше, плюнула бы, развернулась и домой поехала, а утром телегу на этих уродов накатала… А в пункте ей предлагают открытым текстом: «Хочешь аусвайс вернуть – отрабатывай! О том, как до дому потом доберешься, не переживай. На машине прямо к подъезду доставим».
– Во хрень! И отрабатывают?
– Кто как. Некоторые вообще как кролики перед удавами. Не сопротивляются даже. Другие истерики закатывают, царапаться-кусаться начинают, орут, что засадят всех, отцами, братьями, бойфрендами грозят. У одной эпилептический припадок случился. Эти гады испугались, вытащили ее на платформу и на лавочку положили.
А у той, что в четверг погибла, эксперты на шее полосу от удавки обнаружили и сказали: когда ее поезд переехал, она уже несколько часов мертвая была.
– Но подожди, не все же в ментуре уроды! Наверное, и такие, как ты, нормальные есть? Пошли бы вместе к высокому начальству и сдали сволочей, которые девчонок насилуют.
Милашкин поднял на Шахова тяжелый взгляд:
– Нормальные есть. И в моем отделе тоже. Но с чем нам идти-то к начальству? С рассказом, как эти уроды в курилке хвастаются: ту завалил, эту оприходовал? Нас, как ты выражаешься, нормальных, в свидетели не зовут и сфотографировать не просят.
– М-да-а… – протянул Андрей. – Ну, а сами девчонки? Они почему заявления не пишут?
– Иногда пишут. Одна из ста. Остальные молчат в тряпочку. Во-первых, от стыда, а во-вторых, потому, что эти подонки пригрозили: «Если куда права качать сунешься – уроем!» А те, которые все-таки решились… В таком деле попробуй что-нибудь докажи. Даже если она сразу в больницу обратилась и справку взяла. Она одна, а с ментовской стороны всегда трое-четверо найдутся. И все в один голос заявят, что девчонка – проститутка, что они ее за съемом клиента застукали, привели в комнату милиции, где она сама себя предложила. А потом начала деньги требовать и шантажировать: мол, если не расплатятся, всех за решетку упечет. В общем, большинству заявительниц еще до суда объясняли полную бесперспективность дела, и они заявления забирали…
