Между черным и белым. Эссе и поэзия провинции Гуандун (сборник) - страница 2

Добросердечие и улыбка стариков вот уже много лет заключены в рамку на стене. Я совсем не считаю их посмертными портретами. На столике для жертвоприношений расставлены большие и малые курильницы, свечи, жертвенные фрукты; все наполнено светом, без малейшего намека на мрачное дыхание смерти.

Отец ушел от нас на четырнадцать лет раньше матери. Когда это случилось, я находился в далеком Гуандуне, расстояние было слишком велико, путь растянулся на целую вечность, и я не успел повидаться с ним в последний раз. Осознав опасность больших расстояний, мать постоянно напоминала мне о себе, велела непременно проводить ее в последний путь. Разъясняла все это она в излюбленной ворчливой манере. Мы с братьями и сестрой честно не придавали этому особого значения, и мать, видя это, все свои тревоги возложила на меня. Она знала, что братья и сестра неотступно находятся возле нее, и она может видеть их в любое время суток, и только меня носит по горам и долам вдали от нее. Чтобы успокоить мать, я кивнул и тем самым пообещал выполнить долг сыновней почтительности.

Разлучение смертью было для меня всего лишь далеким от реальности вымыслом литературных произведений, я не мог понять разлуки с близкими, пронзительную боль, с которой разрываются кровные узы. Поэтому слова, произнесенные отцом на больничной койке в 1993 году, стекли с меня, как с гуся вода, не оставив и следа. Он сказал: «Пока родители живы, далеко не уезжай!» Я промолчал, а отец не стал настаивать на ответе; он всегда был покладист и снисходителен, считая, что дети не должны совершать выбор под давлением.

Недуг, который сковал его движения и иногда приводил в больницу, назывался болезнью Паркинсона. Это медленно прогрессирующее заболевание разрушает тело бесшумно и незаметно для невнимательных к своему здоровью людей. В молодости отец был крепок, почти не обращался к врачам и очень редко принимал лекарства, и именно эта его самоуверенность и небрежность дали болезни благоприятный шанс. Подобно Сунь Укуну[2], она пролезла в его тело, после чего упрямой принцессе Железный Веер оставалось только сложить оружие и сдаться.

Свои наставления сыну отец высказал бесцветным, ничего не выражающим голосом, и оттого вес этих шести слов – «Пока родители живы, не уезжай далеко» – в моем понимании был невелик. Они были подобны подувшему над рисовым полем слабому ветерку, нескольким дождевым каплям, упавшим на гладь пруда. В то время мой юный лоб еще не знал ни одной морщинки, а в черном шелке волос не сыскать было ни единого седого волоска. Что же до отца, то с тех пор, как он полностью освободился от привычной работы, прошло всего несколько лет, лампа его жизни была полна горючего, и огонь горел по-прежнему ярко.

Однако я забыл, что ветер – великий враг масляной лампы. Сколько бы ни было в ней масла и сколь бы ярко ни горел фитиль, без защитной крышки малейшее дуновение ветерка тотчас же ее погасит. Когда отец бесцветным голосом произнес свое наставление, его жизнь была как та не защищенная от ветра лампа, а губительный для лампы порыв злого ветра как раз тихонько скапливал силы в горах.

К моменту, когда отец ушел, я уже давно покинул родные края и стал гуандунцем, осев здесь на постоянное жительство. Я приехал в Гуандун на заработки, и за три года это место так и не стало мне домом. Здесь я не видел ни одного близкого человека, не понимал языка, не мог привыкнуть к климату, не имел постоянного жилья. Это был чужой город, где каждый день мне приходилось быть начеку и ходить словно по тонкому льду, соблюдая предельную осторожность. В стремительно развивающемся шумном промышленном городе ритм жизни подобен бешеному вращению колеса: стоит оплошать – и ты тут же уволен. Я собственными глазами видел, как некоторые возвращались восвояси, роняя горькие слезы изнеможения на дорогу, ведущую в родные края.