Но сейчас Лев Борисович понимал, что вроде как созрел для настоящей глубокой скорби. Конечно, ему плохо, но ему и должно быть плохо, потому что умерла его сестра, которая много лет заменяла ему мать (та умерла, когда Леве было пять лет, а Риве – двадцать пять), и он должен пережить эту смерть, осознать ее до конца, его сестра заслуживает того, чтобы он, взрослый человек, так многим ей обязанный, думал о ней и оплакивал ее. Поэтому он быстро со всеми попрощался, вышел на дорогу и поймал машину в центр.
Лев Борисович сидел на заднем сиденье и смотрел в окно. Картинка снова расфокусировалась, дома и люди сливались в серо-коричневые линии. И опять боковым зрением он уловил что-то непривычно яркое. Лев Борисович прильнул к окну: конечно, она, эта девушка. Идет к метро от автобусной остановки. Когда машина поравнялась с ней, Лев Борисович сказал водителю:
– Остановитесь на минуточку, – и вышел.
– Простите, девушка, подождите.
– Я вас слушаю.
– Вы были сегодня на кладбище?
– И что?
– Простите, я только хотел сказать, что видел вас там.
– И что, я вам испортила настроение?
– Нет, совсем наоборот… на вас приятно смотреть. Вам в центр?
– На работу.
– Хотите, я вас подброшу?
– Вот просто так и подбросите? Высадите, где я скажу и попрощаетесь?
– Если вы так хотите.
– Вы сумасшедший, да?
Самое разумное сказать «да».
– Так я вас подвезу?
– М-м. Почему нет?
– Тогда поехали.
Они долго сидели молча, глядя в разные окна и случали какую-то радиостанцию. Ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла, вертится быстрей земля… – вертелось в голове у Льва Борисовича.
– Что это за цветок? – спросил он, деликатно тыча пальцем в грудь девушки.
– Пассифлор. – ответили ему темные стекла очков. – Самый красивый цветок в Японии.
Ла-лала-лала-лала, вертится быстрей земля. Льву Борисовичу казалось, что он улетает на другую планету.
– Как вас зовут? – спросила вдруг девушка.
– Лев. Нойман Лев Борисович. А вас?
Она протянула ему визитную карточку.
– Мария В. Паюсова. Галлерея «Sovart» «Соварт» «Сов-арт». Крымский вал, 10. Да мы почти приехали. Можно я ее себе оставлю?
– Нет. Нет, я их только по работе раздаю. Смотрите: тут я пишу домашний телефон и свое имя «Маша Паюсова». Сможете не потерять?
– Еще бы! Давайте и я вам свой телефон напишу.
– Я не буду вам звонить.
– А когда вас можно застать?
– Звоните вечером. Часов с девяти. Эй! – окликнула она водителя. – Вот здесь остановите. Около телефонной будки. Спасибо. Ну все, пока.
Она молниеносно выскочила из машины и со стуком захлопнула дверцу.
– Теперь куда? – ухмыляясь, спросил водитель.
Лев Борисович задумался.
– Подождите еще минутку…
Он тоже вышел из машины и догнал девушку.
– Не могу я ждать до вечера. Поедемте ко мне.
– У меня же работа.
– ???
– Ладно, к черту работу, все равно опоздала.
Они опять сидели в машине.
– Так куда ехать? – мрачно спросил водитель.
– На Остоженку. Со стороны Кропоткинской, там я покажу, куда.
– Мужик, ты знаешь, сколько это будет стоить?
– Пятидесяти хватит?
– Семьдесят.
– Идет.
– На нового русского вы не похожи, – сказала Маша.
– Я и не новый русский. Я старый еврейский.
– А чем вы занимаетесь?
– Разным. Я художник.
Маша поскучнела.
Они пришли к нему в комнату и сразу занялись каким-то отчужденным, словно обязательным сексом. Потом Лев Борисович встал, надел джинсы и открыл купленную вчера бутылку вина. Льву Борисовичу недавно исполнилось сорок, и он очень хорошо выглядел, особенно в джинсах. Не растолстел и не обрюзг в отличие от многих друзей молодости – возможно, благодаря полуголодной жизни в провинции на нищенскую зарплату, где его основной рацион составляли картошка и капуста. Только его темные волосы уже успели изрядно поседеть, но Льву Борисовичу даже шло, создавало образ «заслуживающего доверия».
