Между миром тем и этим. Рассказы белорусского алкоголика - страница 9



Зайдя в деревню, около комендатуры они по команде разошлись, но на небольшое расстояние, очевидно, чтобы не растеряться и суметь быстро собраться по команде. Бросалось в глаза, что это были очень молодые люди, и вообще казалось, будто идет очередной призыв в армию или формируется некое «народное ополчение». И еще одно удивило меня: все «ополченцы» говорили на белорусском языке, который не часто можно было услышать в те военные годы.

Я подошел ближе к группе ребят, что присели на скамейку у колодца.

– Добрый день, паночки! – говорю.

– Добрый день, спадар! – отвечают.

– Я никакой не господин, а местный житель, из простых крестьян, – объясняю я и, подумав, добавляю: – А если разобраться, то я – действительно господин. Господин сам себе, сирота. А почему вы по-белорусски разговариваете, а не по-немецки? Вы же к немцам пришли?

– Разговариваем по-белорусски по простой причине – мы белорусы. Большинство из нас – такие же, как ты, деревенские парни. Но мы – сознательные белорусы и собрались в отдельную организацию – Союз белорусской молодежи, чтобы бороться вместе за независимую Беларусь, без коммунистов. А немцы на нашей земле – явление временное. Им скоро уже конец, они убегут – и вот тогда понадобится наше национальное войско. Мы готовимся к этой почетной задаче. А к тебе мы обратились в уважительной форме, принятой у белорусов: «спадар». А не «гаспадар» или «господин», как услышал ты, – объяснил мне один из сидящих на скамейке, высокий крепкий парень – явно лидер, так как его слушали все, а не только я.

Знаете, – хотя мне было только 12 лет, я понял этих молодых людей. От них исходила какая-то таинственная сила, казалось, она излучала особую магию, неизъяснимую притягательность… Не знаю… но я, как зачарованный, слушал их и верил им. И мне очень понравился национальный бело-красно-белый белорусский флаг.

Друзья СБМ называли себя националистами, и это слово я запомнил на всю жизнь. Потом я сам стал националистом… Но это произошло намного позже.

– Ребята, – обратился я к СБМовцам, – возьмите и меня в свой отряд. Хочу также строить независимую Беларусь, без коммунистов, у меня отец в сталинском ГУЛАГе.

– Мал еще ты, – сказал старший, – вот подрастешь, тогда обязательно тебя возьмем.

И громко крикнул:

– Стройся!

Все бойцы мгновенно выстроились вдоль улицы. Колонна двинулась.

– Позже, после войны, все эти молоденькие юноши, эти романтики, будут расстреляны коммунистами. А я навсегда стану белорусским националистом», – закончил речь Степан.

– Вот какие сведения о бело-красно-белом флаге и национализме можно было получить, сидя в самом шикарном месте Минска, на веранде «Под парусами» в те советские, еще не застойные, времена, – сказал Антон Кулон, доедая последний кусок шашлыка. – Но самое интересное произошло потом, – продолжал он, – через два дня звонит Сергей Алябьев.

– Старик, есть интересное дело. Помнишь разговор в «Парусе» о белорусском национальном флаге?.. Да, Степан Мильто рассказывал. А о поездке в Вильнюс не забыл? Нам надо встретиться, потому что, как говорится, это нетелефонный разговор.

Мы встретились. Разговор наш касался экскурсии в столицу Литвы – Вильнюс, которую мы, начитавшись книг Владимира Короткевича и Вацлава Ластовского, давно называли Вильно. Вильно – это исторически белорусский город, столица Великого Княжества Литовского, а значит и нашей Родины, так как пять шестых населения ВКЛ составляли белорусы.