– Покажу, – отвечаю с улыбкой.
– Ладно, теперь давай о насущном. Ты как? Держишься? Что думаешь?
Столько вопросов! Но я не злюсь, потому что знаю – она за меня искренне беспокоится.
– Нормально. Отбиваю атаки и усиливаю оборону.
– Все тот же обаятельный гад?
– Хуже. Очень сексуальный и накачавший себе шесть кубиков гад.
– Прямо все шесть? Вот же блин! Пристает?
– Злата!
– Что Злата? Еще скажи, что не пытался. Ты тоже вымахала мама не горюй. Мужики штабелями валятся, только выйди куда с тобой.
Прикладываю ладонь ко лбу и делаю вид, будто всматриваюсь вдаль.
– Что-то не вижу этих твоих штабелей.
– Да потому что ты одним взглядом кастрируешь всех кандидатов. Только Сережа держится, я уже молюсь на его… коня железного. – Я хохочу, растягиваясь по станку в шпагате. – Так и что? Катит Ярослав свои американские яй…
– Да тише ты! – шикаю, потому как за дверью мамаши уже переодевают девочек к занятиям.
Злату не угомонить. Она очень своеобразно переживает развод, а еще, сколько я ни пыталась ее переубедить, по-прежнему считает, что нас с Яриком в прошлом связывает нечто большее, чем поездка за город, пара поцелуев и галлон пролитых мною слез.
– Скажи мне, было или нет, и я отстану. Стешку надо втиснуть в купальник после тонны бабушкиных оладий.
– Не было, – приседая в гран-плие, бормочу перед собой, – и не будет. Я больше не хочу пробовать. Да и он явно не ради меня приехал.
– Это же хорошо? – Злата пытается прочитать выражением моего лица в зеркале.
– Да, наверное.
Второй раз я себя просто не соберу.
– Тем более у нас есть соблазнительный автослесарь в рабочем комбинезоне и…
– Злата, брысь отсюда!
Та поднимает руки, сдаваясь, а следом сбоку раздается грохот, на который мы резко поворачиваем головы. Картина животрепещущая: высокий стул лежит на полу, рядом распластался Тимофей. Щеки дует, вот-вот разрыдается.
– А ты почему паутину не выпустил? – вдруг слышу голос Романовой. – Ты Человек-паук или нет?
Тишина трещит по швам секунду, две.
– Забыл, мам, – запамятовав, что собирался плакать, мелкий встает и отряхивает штанишки, еще и стул тяжелый тянет наверх.
– Фух, пронесло, – вздыхает Злата и помогает сыну, а после многозначительно подмигивает мне и удаляется в раздевалку.
Если я когда-нибудь и стану мамой, то хочу быть похожей на нее.
Через пять минут мои малышки в розовых купальниках выстраиваются на диагональ, шушукаются между собой.
– Малгалита Андлеевна, – обращается ко мне Стефания, дочь Златы, которая настырно борется за букву «р», пока ей неподвластную, – а вы станцуете на пуантах? Вы обещали!
– Обещали, да-да, обещали! – разносится эхом по залу.
– Станцую, девочки, раз обещала. Давайте польку для начала.
Включаю музыку и лезу достать пуанты из рюкзака, когда малышки уже скачут мимо меня. Невольно засматриваюсь на них.
Обожаю девочек, потому что они – моя тонкая связующая ниточка с миром искусства. Я пробовала жить без балета – хреново, мне не понравилось. Но и возвращаться «в омут с головой» я не хочу. Балет слишком ревнивая сука, ему нужно отдаваться полностью.
Стоп, а где пуанты? Перерываю весь портфель и не нахожу. Вспоминаю, что брала их, спускалась с ними, вешала их на стул и… черт! Наверное, так и остались висеть на кухне. Сдерживаю подступающую панику, улыбаюсь во весь рот, командую парадом. В общем, не подаю вида. Малышки в пачках только кажутся милыми, вместе они могут и до костей обглодать, если решат, что я их обманула.
