Между панк-роком и смертью. Автобиография барабанщика легендарной группы BLINK-182 - страница 6

Мы облазили все соседние районы в поисках хороших мест для катания и хороших бордюров для трюков. Примерно в это время мы с моим другом Мэттом начали курить: мы подбирали не до конца сгоревшие окурки и курили их, чтобы испытать головокружение. Нам казалось, что мы такие крутые: мы целый день катались, а потом сидели и болтали о том, у кого какой трюк получился, и курили окурки.

Рядом с нашим домом был склад «Пик-энд-сейв» – распределительный центр магазина уцененных товаров, – и на участке была канава, в которой мы иногда катались. Это было очень популярное место у скейтеров, но оно было за забором, так что приходилось открывать ворота или снимать их с петель. Каждые две недели папа возил нас с друзьями к этому складу, что было просто супер, – он так рьяно поддерживал меня в занятии скейтбордом, что закрывал глаза на то, что мы вторгаемся на частную территорию. Мы загружались в наш «Бьюик» 79-го года с шестью-семью друзьями, а доски клали в багажник. Когда мы туда приезжали, в канаве уже каталось двадцать-тридцать человек. Иногда появлялись копы – они арестовывали людей, если тем не удавалось быстро унести ноги. Папа не стал бы ломать ради нас забор, но к бегству от полиции относился спокойно.

Катание на скейтборде – потрясающее занятие. Нам всегда казалось, что у скейтеров лучший вкус во всем. Я снова и снова пересматривал фильм «В поисках Энимал Чина». У меня на стенах висели постеры со скейтбордистами, я слушал скейт-рок 24/7[3]: я хотел полностью погрузиться в скейтбординг. Я не хотел носить ничего, кроме одежды для скейта: тогда в моде были длинные шорты, у которых нижняя половина была из другой ткани. Но они были чертовски дорогими, поэтому мама мне сама такие сшила. Мы купили ткань в магазине, а потом мама сделала их со своей подругой Твайлой, швеей. Мама никогда в жизни не пила и не курила, а Твайла курила постоянно. Если я приходил из школы и ощущал в доме запах сигаретного дыма, это значило, что у нас в гостях была Твайла, а у меня будет куча новых шорт.

Я писал фразы типа «скейт или смерть» или «скейт и жизнь» или названия групп вроде Faction на своих кедах, обычно фирмы «Vision Street Wear». Я редко носил крутую обувь, но однажды мама с папой купили мне новые «Эйр Джорданы». (Родители такие классные: всегда тратили на меня последние деньги.) Как-то раз я был в местном заведении «Бэйкерс», где подавали буррито, – за доллар и 7 центов можно было купить буррито, картошку фри и напиток. Пришли какие-то восемь чолосов и отняли у меня «Джорданы». Домой я ехал на велосипеде босиком. И больше никогда не хотел себе «Джорданы».

Родители хотели, чтобы я как можно больше занимался музыкой. Я пел в мадригальном школьном хоре три или четыре года вместе с сестрами, и там было довольно весело. Какое-то время я брал уроки игры на фортепиано – это единственный инструмент, на котором я учился играть, кроме барабанов: приходилось заниматься каждый день. Я катался на скейте на улице, а мама кричала: «Трэвис, иди домой, пора играть на фортепиано».

Я очень стеснялся: играть на барабанах было намного круче, чем на фортепиано. Это не настолько «мужской» инструмент. Когда я играл на ударных, я был круче всех. Я делал вид, что не слышу маму, или говорил друзьям: «Это она не мне, это сестре»[4]. Однажды моя сестра Рэндалай вышла на улицу и сказала, что мне пора заниматься фортепиано. Я так разозлился, что бросил скейт с рампы и попал Рэндалай прямо в ногу. А потом я испытал угрызения совести – не ее вина, что я ненавидел фортепиано.