Между синим и зеленым (сборник) - страница 19

И так захотелось ему сейчас же прекратить застывшую паузу, что повторил:

– Ладно тебе, Леха. Отпусти.

Летчик не слышал. Он готов был выстрелить. Он мог бы, наверное, убить и не задуматься, что случится после. Зато Костя откуда-то знал, что такое смерть, будто видел ее – живую, словно сам был виновником чьей-то смерти.

Потянулся ладонью к стволу, и Летчик, сдавшись, сиганул россыпью мата.

Костя махнул зэку:

– Иди давай. Быстрее! Уходи!

Зэк опустил правую, за правой опустилась левая. И все внутри опустилось сперва у Кости, потом у Лехи. Опустилось, защемило и зажгло где-то в животе, дернулось в коленных чашечках, мякотью застыло в ступнях, а после хлынуло жаром. Захрипел зэк, кивнул и, не разворачиваясь, потопал спиной вперед, да так уверенно, будто раскрылись глаза на затылке или старый лес раздвинул ручищами стройные деревца, освобождая зэку незримый спасительный путь.

Летов долго еще смотрел на мельчающего зэка сквозь дрожащий кругляшок прицела. Он обязательно решился бы на выстрел, не будь рядом Кости. И сам, если честно, не понял, почему не стрелял.

Залил дождь. Так лес ревел от счастья. Пуля не пронзила лесную тишину, не ударил огнем отблеск свежей крови, жив остался человек, человек остался человеком.

– Извини, братан.

– Да пошел ты, – психанул Летчик.

В награду ли, от радости победы, лес размочил невидимые тропы, пустив к пацанам Татаренко. Он плакал, бедный-бедный лейтенант, и, втирая слезы в опухшее лицо, заметив издали родных сержантов, бежал к ним, не веря своему счастью, не веря вообще, что счастье может быть настолько внезапным.

Его сначала не пустили. Разрешили постоять возле турникета. Неприкаянно таращился на стенд с фотографиями руководящего состава. Седой полковник, поджав губы, глазел на него. Что же ты, Костя, наделал. Стой вот теперь и жди.

Закряхтела визгливо решетка двери. Повели мелких хулиганов, пьяных бородачей, живым шлейфом драконящих без того несвежий воздух.

– Вы к кому там? – в который раз крикнул сквозь защитный пластик дежурный.

– Да я это, – растерянно ответил Костя, – я не знаю, если честно. Мне вот тут вот, в общем… – Он протянул повестку.

Дежурный бегло заерзал по строчкам, что-то пришептывая, дергая губами. Разрывался без конца телефон. Дежурный бросался к трубке, с кем-то ругался, кому-то что-то доказывал, записывал в журнал адреса, оповещал по громкой связи о сборе следственной группы, отправлял наряд ППС на разборки с дворовой гопотой. В такой суматохе дежурный опять забыл про Костю.

Тот уже попятился к двери, оглядываясь, не палит ли его контора, как дежурный наконец успел вникнуть в содержание и, чуть ли не размахивая руками, принялся объяснять:

– Это не повестка вовсе. Повестка, – хмыкнул тот, – какая же это повестка.

– Так что, мне куда?

Испуганный Костя готов был прямо сейчас составить компанию задержанным. Догадывался, что не станут здесь церемониться, и придется рассказать правду.

– Да иди на здоровье, – заулыбался дежурный, – туда вон, в сто седьмой, – и даже паспорт не потребовал.

«Такие дела», – удивленный внезапным полицейским добродушием, Костя отыскал кабинет и, постучавшись тремя четкими ударами, приоткрыл дверь, заглядывая в невозможное будущее.

Пузатый майор с каким-то пластилиновым подбородком упорно бил по клавиатуре. Парень топтался у порога и вроде бы шагнул уже внутрь. Майор поднял голову, пытаясь распознать в гражданском пацане кого-то из сотрудников. Не опознал. Так напуган был Костя, что майору через силу пришлось улыбнуться, не спугнуть бы только случайного кандидата.